Обманутый ангел - Мелисса де ла Круз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— О, да мы никак припутываем к этому кодекс?
— Если придется — да, — угрожающе произнесла Мими.
В качестве писца Хранилища Оливер занимал самую нижнюю ступеньку в иерархии. Он был второстепенной фигурой — какой-то там малооплачиваемый клерк. В то время как она была Мими Форс. Она теперь была регентом! В настоящий момент она была единственным, что удерживало клан от распада.
Оливер хитро улыбнулся.
— Тогда я вынужден в свою защиту воззвать к пятой заповеди.
— К пятой заповеди?
Эти слова повлекли за собой какие-то ассоциации, но Мими предпочла их проигнорировать. Она была всемогущей, а он — всего лишь фишкой в одной из игр, которую она вела. Раздавить этого человечишку, этого таракана! Никто не смеет отказывать Азраил, когда она чего-то желает!
— Прошу прощения, если мои слова звучат покровительственно, но, согласно пятой заповеди кодекса вампиров, существует такая вещь, как конфиденциальность отношений вампира и его проводника. Я имею право не разглашать никакой информации о моей бывшей госпоже из Голубой крови. Наведи справки. Эти материалы можно найти в архивных делах. Ты не можешь меня и пальцем тронуть.
Мими схватила со стола лампу от Тиффани и запустила ею в Оливера, но тот исхитрился увернуться в последний момент.
— Спокойнее, дорогая, спокойнее.
— Вон из моего кабинета, слизняк!
Оливер медленно выпрямился и собрал свои вещи, устроив из этого целое представление. Ясно было, что он наслаждается раздражением Мими. Но все же, прежде чем выйти, он обернулся и в последний раз обратился к ней. Голос его был неожиданно мягок.
— Мими, ты знаешь, что я, как и ты, понес потерю. Я понимаю, что мое сочувствие мало что для тебя значит, но я вправду искренне тебе сочувствую. Я очень любил Шайлер, и я знаю, как ты любила Джека.
Джек! Никто не смел произнести это имя при Мими. И она испытывала по отношению к своему близнецу отнюдь не любовь, а сбивающую с толку смесь потрясения и печали. Любовь? Вся остававшаяся у нее любовь превратилась в ослепительную, цветущую пышным цветом ненависть, которую Мими лелеяла в душе, пока та не стала сверкать подобно изумруду.
— Любовь! — прошипела Мими. — Вы, фамильяры, ничего не знаете о любви! Чокнутые люди, вы никогда не испытывали любви! Вы чувствуете лишь то, чего требует от вас целование! Оно не настоящее! И никогда не было настоящим!
На мгновение вид у Оливера сделался такой уязвленный, что Мими захотелось забрать свои слова обратно, особенно с учетом того, что это были первые слова сочувствия, услышанные ею после потери всех, что-либо значивших для нее. И все-таки приятно было выпустить свою ненависть наружу, направить ее на кого-то. Тем хуже для Оливера, что он попытался помочь ей. Глупец. Он лишь оказался на линии огня.
Груша раскачивалась из стороны в сторону, словно маятник, и Мими с огромным удовольствием пнула ее еще раз, точно в середину. Она отправилась в спортзал прямиком из своего кабинета в конце рабочего дня. Не нужно ей ничьей жалости, особенно чтобы ее жалел какой-то дурацкий писец из Хранилища! Да уж, воистину тяжелые настали времена, если человек жалеет вампира! Особенно вампира с ее происхождением и статусом. Куда только катится мир? Она пережила римский кризис и выдержала путешествие в Плимут, и все это только для того, чтобы оказаться объектом сочувствия со стороны Красной крови? Чушь какая! Мими снова пнула грушу, послав ее в другой конец комнаты. Мышцы ныли, поскольку она вот уже четыре часа как выколачивала из груши пыль.
Мими представила себе Джека: с окровавленным лицом, униженно согнувшегося и умоляющего о пощаде. Какое это будет удовольствие — наконец-то перестать сдерживаться и дать волю ярости! Каждый день, каждую минуту ее снедала жажда мести. Она жила и дышала этой жаждой. Гнев подпитывал ее волю к жизни. Где он? Что он делает? Думает ли он о ней вообще?
«Ну почему я не могу просто плюнуть и выбросить это из головы?!» — подумала Мими, когда груша извернулась и стукнула ее, заставив на мгновение потерять равновесие.
Она даже больше не хотела Джека — она это поняла еще у алтаря. Ну да, он не хотел ее, но ведь и она же его не хотела. Так почему же она настолько одержима идеей убить его? Да потому, что кто- то должен заплатить за Кингсли. Кингсли ушел. Он мертв либо заперт в ловушке — без разницы. И ей легче было испытывать разрушительный гнев, направленный на брата, чем неодолимое горе от смерти возлюбленного. Мими просто убивала мысль о том, что Джек выжил, а Кингсли — нет. Что Джек сейчас где-то там счастлив со своей любовницей-полукровкой, а она, Мими, одинока. Кто-то должен был заплатить за все ее утра ты — изаплатит. Раз уж Мими не может быть счастлива, с чего вдруг должен быть счастлив кто-то другой.
Это было запредельно утомительно — все время пребывать в гневе, и Мими страстно желала того физического изнеможения, которое ей приносили изматывающие тренировки. Обычно, покинув спортзал, она в отупении еле доползала домой, такая изможденная, что ее хватало лишь на то, чтобы лениво валяться на диване с ноутбуком, отвечая на сообщения в онлайн-чате и повышая свой статус в социальных сетях. Нынешним вечером, когда Мими вернулась в их городской дом, он был пуст — и неудивительно. Тринити, как обычно, исполняла какие-то общественные обязанности. А дом был слишком велик для них двоих. Прислуга держалась в стороне, и тишина в доме стояла такая угнетающая, что обычно по вечерам Мими врубала на полную и стереосистему, и телевизор, а сама в это время лазила по Сети.
Девушка закинула пропахшую потом спортивную форму в корзину для белья и быстро приняла душ. Накинув банный халат, она включила компьютер и зашла в свой почтовый ящик, пролистать список входящих писем. На самом верху стояло письмо с неизвестного адреса. Хотя комитетовская команда техподдержки умоляла ее прекратить так делать, Мими традиционно пропускала мимо ушей все предостережения насчет вирусов, которые могут содержаться в письмах от неизвестных, и в результате компьютер ее выходил из строя несколько раз в месяц. Мими не могла устоять против соблазна: она была слишком любопытна, чтобы не открывать такие письма. Вот и сейчас она щелкнула мышкой и открыла письмо. Там не было ничего, кроме ссылки. Мими щелкнула и по ней и морально приготовилась к атаке на компьютер, крушению операционной системы или появлению на экране какого-нибудь порнушного ролика. И ссылка на самом деле привела ее к ролику — но отнюдь не порнографического содержания.
На экране действительно появился нечеткий видеоролик — череда кадров, снятых камерой без штатива, пляшущей в руках, то и дело меняющей угол съемки. В конце концов Мими разглядела, что два темных силуэта в центре экрана определенно были подростками, целующимися и обжимающимися на диване.
Так значит, это все-таки порнушка. Мими уже готова была закрыть окно, но что-то ее остановило. Масштаб съемки увеличился, и Мими поняла, что подростки на экране не просто трахаются. Лицо девушки было скрыто длинными волосами, но Мими видела ее губы, прижатые к шее юноши, и кровь, текущую по ее подбородку, и видела, как юноша корчится и извивается в экстазе.