Любовь под облаками - Вера Ветковская

Вика в ужасе вскочила с кресла.

— Да ты!.. Как ты мог!.. Как ты мог подумать!.. — в порыве искреннего негодования закричала она.

Вадим Григорьевич поднялся с колен, потирая поясницу.

— Вот голос, идущий из глубины души. Спасибо, милая, — удовлетворенно заметил он. — Я знал, что могу на тебя рассчитывать. И помни, пока я жив, ты не наделаешь непоправимых глупостей, а когда я умру, ты уже будешь взрослой женщиной и тоже не наделаешь глупостей... Так что выбрось твою любовь из головы. Не придавай ей глобального, планетарного масштаба! Любовь пройдет, а «ну, елка» останется, — заключил Вадим Григорьевич.

Галя лежала на тахте в своей комнате словно на воздушной подушке, чувствуя невесомость собственного тела... Это состояние было даже больше, чем просто ощущение счастья. Счастья, умиления, умаления — она казалась сама себе маленькой девочкой, которой ни о чем не надо скорбеть, ни над чем задумываться.

Подробностей разговора с Олегом она припомнить не могла. Были какие-то суматошные, сумасшедшие восклицания, вперемежку с поцелуями. Они целовались, словно охваченные жаждой, Олег то и дело останавливал машину, а потом они снова ехали по каким-то улицам. Где побывала в этот день Галя, она не могла бы вспомнить, как принцесса, которая путешествовала ночью во сне на спине огромной собаки.

Они наскоро склеили общее прошлое. А как же, без него нельзя, должен же быть у этого необыкновенного здания хоть какой-то фундамент. Они придали своему прошлому с момента первой встречи такую плотность переживаний, которая потянула бы на целую жизнь.

Конечно, они говорили, что с первого взгляда... да, с первой минуты... тогда, в «Иллюзионе», в кинотеатре, где воздух насыщен былым, мечтой, иллюзией... И не случайно тогда шел этот фильм... «Люблю, люблю...» Это слово не сходило с их губ. Для обоих оно было внове, они произносили его наивно и торжественно, как бы при совершении старинного обряда... Галя сразу поверила Олегу, что у них все будет серьезно, а не просто так.

— Ты ни о чем не думай. Я за себя и за тебя подумаю о нашем будущем и все устрою. Мы всегда должны быть вместе.

Он говорил, что понял это, как только увидел Галю, летящую к нему по ступеням трапа самолета. До этого момента он лишь туманно мечтал о ней, не понимая сам, почему так сильно хочет ее увидеть, не знал, нужен ли он ей...

Галя старалась ни о чем не думать, чтобы не спугнуть в себе это чудное состояние невесомости.

Если бы она заставила себя встряхнуться и протрезветь хоть на секунду, то в это мгновение, положа руку на сердце, не смогла бы сказать, что любит Олега так же, как он ее, готовый ради Гали пожертвовать всем на свете. Он сильно ей нравился, но больше всего нравилось состояние вдохновения, которым она была охвачена: оно вырвало ее из оцепенения жизни, из однообразных будней. Давно ей хотелось яркого, невероятного праздника, и она не знала, как его устроить. Все возможные способы уже приелись — прыжки с парашютом, компании, незнакомые города...

Душа жаждала нового, и вот оно не замедлило явиться.

В этом абсолютном, эгоистическом счастье оставался небольшой зазор для уколов совести, мыслей о жене Олега, но Галя отодвигала от себя эти мысли, гнала прочь смятение, которое минутами охватывало ее, и, как бы выставляя всему этому заслон, вспоминала поцелуи Олега, его глаза, в которых видела себя, и только себя.

Когда в комнату вошла Варя с сообщением, что явился Саша Крайнев, Галя с трудом пришла в себя. Саша... Неужели он еще существует? Галя умоляюще простонала:

— Ой, нет! Только не это! Я и забыла о нем!

Варя присела рядом, взяла сестру за руку и торжественным голосом сказала:

— У тебя горят щеки и глаза... Ты влюблена.

Гале пришлось согласиться. Она была готова обо всем рассказать младшей сестре, только бы та нашла способ спровадить Сашу.

— А что мне за это будет? — вкрадчиво осведомилась Варя.

— Что хочешь?

— Твой велюровый плащ, идет?

— Нет, это много, — спохватилась Галя.

— Велюровый плащ — и я избавлю тебя от Саши навсегда! — соблазняла ее сестра.

— Каким это образом? — с любопытством глядя на нее, спросила Галя.

— Это мое дело, — озорно улыбнулась сестра. — Ну как, даешь плащ?

Прошло несколько минут. Галя напряженно прислушивалась к голосам, доносящимся из Вариной комнаты. Вот они умолкли. Шаги. Снова голоса в коридоре. Хлопок входной двери. И через секунду влетела Варя, прыгнула к сестре на тахту:

— Готово! Ты потеряла Сашу навеки!

— Как?! Как это тебе удалось? — не поверила Галя.

— Очень просто. Я грустно сказала ему, что наш покойный папа был уголовником, умер в тюрьме, а мы скрывали это от него, Саши. Он только спросил: «Значит, Галю поэтому не переводят в Шереметьево?» — и был таков. Решил, что женитьба на дочери уголовника повредит его карьере.

Галя смотрела на сестру во все глаза, стараясь понять, говорит она серьезно или только шутит.

— Неужели... вот так... сразу и ушел?..

— Постепенно, — утешила ее Варя, — сначала сделал испуганно один шаг к двери, потом другой, а потом — как бросится со всех ног по лестнице, аж пятки засверкали!

— Скотина! — презрительно фыркнула Галя.

— Ну почему, — как бы не согласилась Варя, — просто Саша с детства очень любит Австрию, страну Моцарта и Шуберта, Штрауса и Гёльдерлина, которого обожает и наша мама... Ну говори, кто этот человек, ради которого ты оставила Сашу?

Галя вспомнила о своей роли старшей сестры:

— Разве я должна отчитываться?

— Нет, — легко согласилась Варя. — Но могу я, по крайней мере, считать велюровый плащ своим?

Уезжая в Москву, Олег обещал жене вернуться на следующий день. Но прошел этот следующий день, другой, третий, пятый, седьмой — и Таня уже начала с ума сходить от тревоги. Неужели Олежка так безнадежно завяз в этой Вике, что отец боится оставить его одного! А может, там уже произошла какая-нибудь драма, до которой эта девица охотница... Возможно, она сообщила своему старичку о том, что уходит от него, и старик слег с инфарктом или собрал последние силы и сразил неверную жену ударом чего-нибудь тяжелого по ее пустенькой голове...

Таня уже собиралась было ехать в Москву, как вдруг под вечер восьмого дня машина Олега ворвалась в Верховье и резко затормозила у ворот дачи.

Олег пружинистым и молодым движением буквально выбросил тело из машины — и Таня увидела его лицо: похудевшее, ожесточенное... Он решительно двинулся к ней, глядя на жену странным, как будто ненавидящим взглядом, открыл рот, чтобы сказать что-то, — и тут у Тани буквально ноги подкосились от слабости. Она подумала, что муж привез самые скверные вести о сыне, вплоть до его женитьбы... Тут Олег как будто очнулся, заметил ее состояние — и выражение жалости, растерянности проступило сквозь ожесточение, покрывшее черты его лица, как загар.