Эпохи холст – багряной кистью - Александр Плетнёв

«Боевое похмелье», – уточнил для себя.

«Микаса» уверенно резал податливую волну, шипела вода, обтекая обводы по ватерлинии, настил палубы отрабатывал по ногам работу машин. Мостик свежо задувало встречным и немало притихшим юго-западным ветром.

Вот только имея перед глазами замершую носовую башню, опалённую палубу, изъеденные взрывами надстройки, принимая доклады о других повреждениях, Хэйхатиро Того понимал, что флагманский броненосец из грозной боевой единицы превратился практически в груду нестреляющего железа, тем не менее сохраняя свою надменную красоту.

Хотелось добавить – английскую.

Сзади, как специально послышалась английская речь – мистер Пэкинхем!

«Знает, когда появляться».

– Я вижу, вам удалось повергнуть противника в бегство, адмирал!

Адмирал проявил вежливость, обернувшись к представителю «дорогих» союзников, подумав, что тот под «бегством» подразумевает дымящий на отходе «Ретвизан»…

Но тут разом заговорили офицеры штаба, обращая внимание командующего!

Бой продолжался, но даже на звук – затухал. Обе силы… эскадры как бы выдохлись. В том числе и потому, что увеличилась дистанция!

Но оказалось – враг предпринял манёвр уклонения влево (что Хэйхатиро тоже вполне допускал), однако на этом не остановился, ни с того ни с сего продолжая разрывать дистанцию!

И?.. Неужели?!

Русские… Адмирал снова глотал расстояние оптикой. Их построение и эволюции оставались не безупречными.

…Растянувшись по сложной кривой, ползла колонна броненосцев.

…Отдельно двигался «Ретвизан».

…Дальше за ними виднелись крейсера и изгибающаяся вереница миноносцев.

Адмирал Того стоял, смотрел, ждал…

Небо тонуло в сумерках, хмарилось тяжёлой нависающей тучей. Где-то там в её недрах, вобрав в себя собратьев, набрякнув весом, сорвалась вниз капля, пробив насквозь густое дымом небо, метко попав в покрытый копотью нос японского адмирала, стекая грязной дорожкой в усы.

«Будет ливень», – Хэйхатиро Того стоял, смотрел, ждал, сумев терпеливо замереть, не шелохнувшись, с биноклем, забыв к демонам о ране. Пока не уверился, что русские, повернув на 180 градусов, окончательно уходили! Только тогда нарочито сдержанно (а внутренне торжествуя), прокашлявшись, он отдал приказ:

– Поднять сигнал: «Курс – зюйд-ост». Эскадре отходить в Сасэбо, – негромко дополнив: – То малое, что было можно – сделано.

Он не знал…

Впрочем, об этом чуть позже.

А пока…

«Микаса», а с ним и весь 1-й броненосный отряд с неторопливой последовательностью, словно сами себе не веря, покидал пространство боя, изъезженное корабельными брюхами, порезанное килями, порубанное винтами, изгаженное угольной, пороховой, мелинитовой сажей.

На хвосте русских ещё висели крейсера 3-го и 5-го отрядов, стреляя, кусая по-шакальи, пытаясь помешать их отходу.

Но день неумолимо угасал, наступало время малых хищников – миноносцев.

– То малое, что было можно – сделано, – одними губами проговорил пятидесятишестилетний японец, командовавший на мостике «Микасы», теперь позволивший себе ощутить смертельную усталость.

Вспомнив о той черте, что сам для себя наметил, после которой готов был отвернуть, уже мысленно добавил: «Дойдя до предела и зайдя за…»

* * *

Командующий Объединённым флотом Японии не знал, на каком пределе всё держалось у противника. Да и сами там, на русских кораблях, не догадывались – не на всех… и не все.

Как бы кто там ни спорил о роли личности в истории – в «за» и «против»… Но именно военная структура, где всё подчинено командиру (на крайний случай штабу), как ничто другое подчёркивает, насколько личностное мнение, физическое состояние и просто настроение одного человека может влиять на развитие событий.

Тем более когда на кону судьба всего сражения.

С японской стороны всё зависело от решений самого Того.

С русской, к сожалению, всё разбилось на частности – от единоначалия к ранговым замещениям, до вынужденной инициативы.

Несомненно, выходка (в хорошем смысле слова) капитана 1-го ранга Шенсновича, бросившего свой «Ретвизан» в критической ситуации на прикрытие эскадры, достойна оценки как «смелая».

Можно сказать и «лично смелая» – вполне! Даже опуская тот момент, что «отчаяния одиночки» тут не было – капитан 1-го ранга надеялся, что за ним последуют и остальные корабли эскадры, поддержав. Да и в забронированной рубке человек себя ощущает если не до конца в безопасности, то весьма защищенным. И уж будем честными – фатализмом мы склонны скорей бравировать, он бродит в наших головах сторонкой. Не японцы мы…

Так вот.

В реальной истории осколок от разорвавшегося японского снаряда, попав в живот командира «Ретвизана», вызвал у того контузию брюшной полости. Надо сказать, что это боль… сначала дикая, потом сильная, ноющая, пульсирующая, которая вторгается в мысли, мешая нормально и правильно думать, принимать адекватные решения.

И будучи в муторном состоянии, по-прежнему наблюдая расстройство и отсутствие какого-либо видимого управления эскадрой, Шенснович позволил «личному» повлиять на «общее» – отдаёт приказ уходить в Порт-Артур, по сути, и тем самым увлекая за собой остальные корабли.

В итоге долгий и упорный бой сошёл к бездарному бегству.

Тут ещё можно добавить, что лично у Шенсновича было разрешение Витгефта «при неприятных обстоятельствах возвращаться»… как и у всей эскадры – вплоть до интернирования.

Однако в нашей истории подобные вольности адмирал Витгефт не раздавал за категорическими запретительными «подзатыльниками» из Петербурга… от самого государя.

Но имеем то, что имеем – люди те же… Ситуация практически такая же, и сумела она (сука) подойти к такому же критическому порогу.

Поэтому вернёмся к тому, о чём не знал командующий Объединённым флотом Японии Хэйхатиро Того. К тем частностям трагической неуверенности и упрямого долга, от которых зависели жизни и смерти, судьба первой Тихоокеанской, и как бы ни всей войны, и…

И, пожалуй, оборвём. А то и так в конце с пафосом переборщили.

«Ретвизан»

– Не гневите бога, Эдуард Николаевич!

Заподозрить в малодушии командира после таранной атаки, пусть и не удавшейся, старший офицер не мог. Но видел, в каком состоянии тот пребывает, настаивая на отправке в лазарет.

А тут ещё вдруг это его объявление:

– При наличных повреждениях нам остаётся только возвращаться в Порт-Артур.