Во власти твоих глаз - Александрия Скотт

– Но Гесиону выбрала твоя мать, – заметил Джереми. – Должно быть, твои родители считали, что тебе пора жениться, и у каждого было свое представление на ком. Мне следовало бы это понять. – Он рассмеялся. – В прошлом мои родители проделали то же самое со мной. Мне повезло, и я пока еще избежал брака. Однако, по моему мнению, твой отец сделал более удачный выбор, чем твоя мать, и несравненно лучше, чем последний выбор моей матери, – усмехнулся он.

Тревис нахмурился и язвительно заметил:

– А теперь ты оскорбляешь мою невесту.

Джереми словно не услышал предупреждения Тревиса. То, что Тревис не питал никаких чувств к Гесионе, не было тайной.

– И если бы ты был более откровенным, ты бы согласился со мной. Ты ее любишь?

– Кого?

– Гесиону, конечно, – улыбнулся Джереми. Противоречивые чувства отразились на лице Тревиса.

– Какие чувства я испытываю к Гесионе, не имеет к делу никакого отношения. Она удовлетворяет всем требованиям, следовательно, подойдет и Гесиона. Она будет идеальной хозяйкой «Старой рощи», ибо принадлежит к одной из благороднейших семей в Новом Орлеане.

– Возможно, твоя женитьба на ней улучшит отношения с твоим дедом?

– Мой дед… – Тревис, задетый правдивостью этого вопроса, поморщился, но попытался не показать этого. Могло ли что-либо удовлетворить его жестокого деда? Тревис столько раз слышал о том, что его рождение погубило его мать. – Мне наплевать, что думает этот старый ублюдок. Мать будет довольна, и этого достаточно.

– И ради этого стоит жениться? Что, если Гесиона холодна? Кто согреет твою постель? Как я заметил, у этой женщины в жилах течет ледяная кровь.

– Я ценю твою заботу, Джереми, но любовница всегда даст то, чего не может дать жена. И Гесиона мне небезразлична. Она – самый удачный выбор.

– Надо ли напоминать тебе, что твоя любовница покинула Новый Орлеан? – Джереми спокойно встретил взгляд Тревиса. – Может быть, ты сумеешь уговорить своего нового партнера занять ее место.

Пришла очередь Тревиса усмехнуться, он-то прекрасно знал, что этого никогда не будет.

– Думаю, что вероятность этого чрезвычайно мала. Как ты только что сказал, она не похожа на других женщин, которых я знал. Единственное, чего я хочу от миссис Хэммонд, это чтобы она переписала плантацию на мое имя, а затем она может отправляться куда пожелает.

– Ты ее спрашивал?

– Да.

– И?

Тревис пожал плечами.

– Она сказала мне, что я никогда от нее не избавлюсь.

Джереми, не скрывая улыбки, похлопал Тревиса по плечу.

– Прости, но я не могу считать тебя несчастным. Меньше всего мне бы хотелось избавиться от нее. Она одна из самых потрясающих женщин, которых я когда-либо встречал. – Хитрая улыбка мелькнула на его губах. – Как только она заговорила, кровь вскипела в моих жилах. Вот женщина, ради которой можно умереть! Может, мне попытаться поухаживать за ней?

Тревис помрачнел.

– Тебе надо держать себя в руках, – предостерег он. – Эта женщина смертельно опасна.

Джереми заметил, как Тревис сжал челюсти.

– Ты хочешь сказать, что не желаешь поделиться?

– Мне нечем делиться, – отрезал Тревис. – И мне чертовски надоел этот разговор. Разве у тебя нет дел на плантации?

Вместо того чтобы обидеться, Джереми улыбнулся:

– Ну и ну! Ты определенно злишься из-за женщины, к которой, как ты заявляешь, равнодушен.

– Я злюсь с первого дня ее приезда.

Джереми сразу же понял, что миссис Хэммонд взволновала Тревиса, чего до этого времени не удавалось ни одной женщине.

– Значит, тебе следует спросить себя, почему ты злишься, – настаивал Джереми, садясь на лошадь, – потому что я думаю, что Брук вызывает у тебя какие-то, ранее тебе неведомые, чувства. – Он развернул лошадь. – И пришли варщика сахара, если сможешь, – оглянувшись, добавил он.

– Убирайся отсюда к черту, пока я не передумал вообще помогать тебе, – проворчал Тревис. Он хлопнул лошадь Джереми по крупу, погоняя ее. – Завтра я пришлю Бена.

Тревису было необходимо чем-то заняться, чтобы отвлечься от своих неприятностей. Джереми хорошо потрудился, подкалывая его, но ничего не сделал, чтобы успокоить кипевший в Тревисе гнев. Повернувшись, Тревис посмотрел на сахароварню. Может быть, ее жар сможет выжать из его организма вместе с потом и эту женщину… Он не терял надежды.

Когда Брук вернулась в большой дом, мамми встретила ее новостью, что Проспер, повар, вернулся и желает, чтобы Брук внесла свой вклад в приготовления к предстоящему приему гостей.

Брук забыла о своем недовольстве Тревисом. Наконец она познакомится со знаменитым поваром, искусство которого ей предстояло оценить.

– Проводи меня, – сказала она.

Мамми сморщила нос:

– Что это за запах? Пахнет дымом.

– Я чуть не забыла, у меня обгорела амазонка, – сказала Брук, поднимая юбку и показывая мамми обгоревший подол. – Наверное, мне надо освежиться. Я вернусь через полчаса.

После того как Брук переоделась, они с мамми пошли на кухню, находившуюся в самом дальнем конце дома. Как только Брук вошла в кухню, она увидела повара, с манерами мелкого диктатора дающего указания кухонной служанке, мешавшей что-то в большом черном котле, висевшем над очагом.

Проспер оказался высоким худым человеком, кожа которого была немного темнее, чем у мамми. На нем был белый передник, повязанный поверх его черно-белой одежды. Спустя несколько минут, он обернулся, и Брук увидела, что у него доброе лицо. Волосы у него были довольно длинные и совершенно белые, а глаза глубокого коричневого цвета… изучали ее с неподдельным интересом. В правой руке он держал деревянную ложку. Пользуются ли ею для помешивания или дают по рукам, еще предстояло узнать.

– Мадемуазель, – сказал Проспер с легким французским акцентом, – я – Проспер Эрнест Фаурнье, к вашим услугам. – Он низко поклонился. Суровое выражение его лица не допускало шуток. А он добавил: – Как я понимаю, вы, мадемуазель, распоряжаетесь домашними слугами.

Брук с изумлением поняла, что Проспер первым признал ее право на «Старую рощу».

– Я теперь владею половиной плантации, – объяснила Брук. – Приятно, наконец, познакомиться с вами.

Проспер кивнул.

– Я – повар экстраординарный, – заявил он, размахивая ложкой. – Я обучался во Франции у самых лучших шеф-поваров и готовлю для семьи Монтгомери последние десять лет.

Брук улыбнулась. Он говорил так, словно старался произвести на нее впечатление.

– У меня простые запросы, на кухне я хозяин, а обед строго в семь часов, обязательно.