Интернат для брошенных мужчин - Марина Полетика

– Какое? – вдруг опять испугавшись, всполошилась Людмила Петровна. – А если они убили кого-нибудь? Ой, какой кошмар!

– Нет, за убийство год не дают, – успокоил дед Семен. – Три могут, а год – нет, так что твой точно не по этому делу.

– А второй?

– Второй – за экономику, – туманно пояснил дед. – Хорошие вроде мужики, у меня глаз наметанный. Да и пригляжу, если что, не беспокойся, Людмила. А к участковому сходи. Я для того и пришел. Порядок должен быть.

Через пару дней, проведенных в неведении (от деда Семена новостей не поступало) и в честной, но безуспешной борьбе с обыкновенным бабским любопытством, Людмила Петровна решила навестить своих жильцов. Должна же она убедиться, что все в порядке?!

По дороге зашла к деду, спросить, как дела, но его дома не было. Странно. Увиденное же в бане ее впечатлило настолько, что она дар речи потеряла. Еще на подходе Людмила Петровна услышала доносящееся из бани нестройное пение – это среди бела дня! Стучать не стала – очень надо стучаться в собственную баню, – распахнула дверь и замерла на пороге. Оба жильца во главе с дедом Семеном задушевно выпивали в предбаннике, разложив на свободном краешке лавки нехитрую снедь, похоже принесенную дедом. У них в хозяйстве уже и посуда была – три тарелки и три граненых стакана. Ложками-вилками, правда, обзавестись не успели, или дед Семен решил, что они без надобности, но капусту и огурчики поддевали руками. Еще на обед была картошка в мундире, судя по остаткам «мундира», аккуратно сложенным на газетке. Пели на два голоса: Родин солировал, дед Семен подпевал. Третий жилец вдумчиво дирижировал, но на него внимания не обращали.

– Та-ак… – зловещим тоном произнесла Людмила Петровна.

Родин испуганно замолчал на полуслове, дирижер, обернувшись, стал рассматривать посетительницу, стараясь сфокусировать на ней взгляд, что удалось ему не вполне. Дед Семен, махнув на нее рукой, продолжал выводить:

– А я-а пошла-а с други-им, ему не ве-ерится, он подошел ка-а мне удостовери-иться!

Допев, выдержал паузу, укоризненно посмотрел на Людмилу Петровну.

– Семен Никифорович! Как вам не стыдно?!

– А что? Ты не порть людям песню, Людмила.

– Среди бела дня. В моем доме. Напиваться, – отчеканила Людмила Петровна, переключившись с деда на постояльцев. – Мы так не договаривались!

Родин открыл рот, чтобы что-то сказать, но дед Семен его опередил:

– Людмила, ты, это, не шуми. Я виноват. Я пришел. И принес. Сегодня годовщина по моей покойной супруге, значит. Что мне было – одному пить? Люди голодные сидят. Тебе картохи жаль?

– Мне вашей картошки не жаль, Семен Никифорович, – пожала плечами Людмила Петровна. – Но пить среди бела дня?!

– Что ж нам, по ночам, что ли, пить? – удивился дед. – Что мы – воры какие?

– А песни зачем орать на все село? – выдвинула последний аргумент Людмила Петровна.

– Вот те на! Песни ей помешали! – хлопнул себя по коленками дед. – А ты слышала, как поет-то человек? Культурная ведь женщина, понимать должна в искусстве. Ан нет, туда же, орать, как моя Лизавета покойная. Та тоже, бывало, как бутылку увидит, так орать, а может, я и не пил вовсе. Так сидели хорошо, ладно! Эх вы, бабы!

Разочаровавшись в прекрасной половине человечества, дед Семен отвернулся от Людмилы Петровны и обиженно уставился в крохотное оконце бани. Людмила Петровна перевела взгляд на Родина. Укора в этом взгляде было, надо признать, уже гораздо меньше. И в самом деле, ну, выпили мужики за помин души, что такого? Не сильно пьяные вроде. И пели они неплохо.

– Извините, – пробормотал Родин. – Увлеклись. Тут же все равно никто не услышит, на отшибе.

– Вы почему не сказали мне, что вас двое? – спросила Людмила Петровна.

– А я вас не хотел напугать. Один я – еще куда ни шло. А двое… мало ли. Да вы и не спрашивали. Это мой… друг, Кузнецов Владимир Антонович, – подтолкнул он локтем второго жильца.

Владимир Антонович, самый пьяненький из всей троицы, вскочил, треснулся головой о полку с вениками и сел обратно.

– Очень приятно, – сухо кивнула ему Людмила Петровна. – Друг, значит… Вы что, вместе сидели?

– Так точно, – кивнул, уже не вставая, Владимир Антонович и потянулся поцеловать ручку.

Но Родин опять толкнул его в бок, и тот отказался от своего намерения.

– А за что, можно уточнить? – сердито продолжила Людмила Петровна. – Вы же мне сказали, что развелись и что жена вас из дома выгнала, потому вам жить негде.

– Это не я, а вы сами сказали, – мягко возразил Родин. – Но, в общем, примерно так и есть. Просто вы поменяли местами причину и следствие, но от перестановки слагаемых сумма, как известно, не меняется. А вы, случайно, не математику преподаете?

– Я преподаю русский язык и литературу.

– Да выгнали ее, говорил же я тебе, Юрка! – встрял дед Семен. – Она Тимке по морде дала, гаряевскому-то. А у нас с Гаряевыми ссориться нельзя, вот ее и поперли, как тебя примерно. Что в городе, что в деревне – жизнь-то она научит, с какого конца редьку есть. – На этой неожиданной сентенции дед Семен закончил свое выступление и, отвернувшись, опять погрузился в молчание.

Возмущенная до глубины души тем, что дед Семен так запросто выдал пришлым людям ее тайны, Людмила Петровна покачала головой.

– А вы посидите с нами, – вдруг предложил Родин. – Здесь тепло.

Не дожидаясь ответа, он вскочил, подхватил своего приятеля под мышки и аккуратно вытолкал в парилку, потому что сидеть в крохотном предбаннике могли только трое. Друг не сопротивлялся и даже сказал Людмиле Петровне вежливо «до свидания».

– Садитесь, – хлопотал Юрий, обмахивая ладонью пыль с лавки. – Извините, у нас тут не очень чисто…

Сообразив, что произнес «у нас» и хлопочет в предбаннике, усаживая хозяйку, как гостью, рассмеялся. Улыбнулась и Людмила Петровна. И даже дед Семен, довольный, что ссора затихла, подхихикнул.

– Ты, Людмила, извиняй, картоху мы всю прибрали, а вот огурчик попробуй. Сам солил, – похвастался дед.

– Замечательно! – воскликнула Людмила Петровна. – Меня в моей бане принимают, угощают да еще и песни поют. Красота!

– То-то же, – расцвел улыбкой дед, приняв все за чистую монету. – А то взяли моду орать, чуть что. Мужик – он ласку любит, душевный разговор. Ты вот спроси у Юрки про его жизнь, за что сидел. Я вот…

– Людмила Петровна, а вот Семен Никифорович говорил, что вы собираетесь что-то вроде турфирмы открыть, если я правильно понял, – перебил его Родин, явно не желавший углубляться в детали собственной биографии.

– Ох и болтун вы, Семен Никифорович! – укорила его Людмила Петровна.

– Да что такого-то?! – вскинулся дед. – Ты не Гитлер, я не партизан на допросе! Что мне с людями-то не поговорить?! Я, сама знаешь, сколько лет один живу, мне без людей скучно. А они тоже люди, хотя и в бане! Ты бы их, Людмила, в дом пустила! Пустой же стоит! Летом пускала и сейчас пусти, не убудет.