Нарисованные шрамы - Нева Олтедж

— Никаких ламп. — Я слышу глубокий баритон Романа прямо надо мной, но улыбаюсь и продолжаю, держа глаза закрытыми.

— А мой муж ненавидит мои лампы. Но он знает, что у него ноль знаний в области дизайна интерьера, и поскольку он так без ума от меня, то решает оставить мои лампы в покое. Все четырнадцать.

Я открываю глаза и вижу Романа, склонившегося надо мной, его глаза сузились. Он снова в своем инвалидном кресле. Странно. Обычно он пользуется костылями, когда находится в своих комнатах.

— Как я вижу, ты наконец-то решил выбраться из своей пещеры. — Я приподняла бровь.

— Тебе нужно одеться. Мы спустимся на ужин через тридцать минут.

— Распутная, деловая или что-то среднее?

— Середина подойдет.

— Черт, я бы хотела, чтобы ты выбрал распутную.

Мое гребаное колено снова дало о себе знать. Это случалось время от времени. Я принял обезболивающее сегодня днем и провел остаток дня, работая в кровати, надеясь, что это поможет. Помогло, но едва ли. Я ненавижу это кресло, но больше, чем само кресло, меня беспокоит то, что Нина видит меня в нем. Она для меня никто. Мы заключили сделку на ограниченное время, а потом она уйдет. Но все равно, это беспокоит меня.

Дверь в ее комнату открывается, и когда Нина выходит, комната начинает пульсировать энергией. На ней обтягивающие черные джинсы и желтая шелковистая блузка, в паре с туфлями на каблуках того же цвета. Ее волосы собраны в высокий хвост, ниспадающий по спине. Нина обычно не красится, и мне это нравится. Ей это не нужно. Но сегодня, видимо, она решила, что это особый случай, потому что губы у нее насыщенного красного цвета, и что-то сделала с глазами, что они выглядели еще более по-кошачьи. Забавно, но я скучаю по ее пирсингу в носу.

— Готова? — спрашиваю я.

— Настолько, насколько я когда-либо буду готова. Показывай муж, дорогу.

* * *

Когда мы входим в большую столовую на втором этаже, все уже сидят и болтают. Как только они замечают нас, разговоры стихают, и все встают. Напряжение настолько сильное, что его можно прорезать ножом, поэтому я решаю сразу перейти к делу.

— Это моя жена, Нина Петрова, — объявляю я.

Все смотрят на меня, а потом их взгляды переходят на Нину.

— Привет! — Она улыбается и машет рукой.

Никто не комментирует. Хорошо.

— Сегодня днем у нас была муниципальная свадьба, но мы решили отложить церковную свадьбу до лета. Нина хочет провести церемонию на открытом воздухе.

— Да. Это будет на берегу озера. — Она целует меня в щеку. — Спасибо, что что поддержал меня, милый.

— Я знаю, что это немного неожиданно, но это ничего не меняет. Если кто-то посмеет проявить неуважение к моей жене, ему не понравятся последствия. — Я стараюсь пригвоздить взглядом каждого мужчину, сидящего за столом, пока не дохожу до дяди. — Неважно, кто он. Это ясно?

— Да, Пахан, — говорят все в унисон.

— Нина, ты уже знаешь Максима и Дмитрия, — говорю я, и они кивают. Далее я перевожу взгляд на другую сторону стола.

— Это Леонид, мой дядя.

Я смотрю на его реакцию, но Леонид далеко не глуп. Он кивает, его лицо — идеальная маска вежливости, но злой блеск в его глазах невозможно не заметить.

— Слева от Леонида — Михаил, братья Иван, Костя и Сергей. Справа от Дмитрия — Юрий, Павел и Антон. Это мои самые близкие люди, и я доверяю им свою жизнь. А с этого момента и твою.

Нина поворачивается к мужчинам за столом. Все они сжимают правую руку в кулак, ударяют себя в грудь в унисон и кивают, а она смотрит на них расширенными глазами. Ее лицо спокойно, но по ее позе и по тому, как она сжимает мое предплечье, я понимаю, что она в легком потрясение. Похоже, мой маленький цветок до сегодняшнего вечера не понимала, во что именно она ввязалась.

— Давайте есть, — говорю я и киваю Варе, которая ждет у двери. Она машет рукой Ольге, Валентине и Галине, чтобы те принесли еду.

Ужин проходит, как я и ожидал, в основном в тишине. Каждые несколько минут кто-то бросает быстрый взгляд в сторону Нины, и я уверен, что она это замечает, но делает вид, что не замечает. А Нина очень хорошо притворяется, почти пугающе хорошо. Я ожидал, что она перестарается, будет слишком много играть, хихикать. Ничего этого нет. Она наклоняется ближе между укусами, чтобы что-то спросить, и время от времени прикасается к моей руке. Все выглядит настолько искренне, что даже мне, знающему, что все это лишь спектакль, трудно не поверить в ее игру.

— Я передумала, — шепчет она мне на ухо и прерывает ход моих мыслей. — Мы оставим этот стол. Он великолепный.

— Я рад, что ты так считаешь.

— Но шторы придется заменить, дорогой. Этот оттенок коричневого так угнетает. Мой гуру по фэншую говорит, что мы всегда должны выбрасывать то, что нас угнетает.

Ее голос звучит совершенно серьезно, ее лицо — картина совершенной искренности, но ее глаза смеются надо мной. Я наклоняюсь к ней.

— Тогда мы их сожжем, — говорю я и целую ее.

Глава 8

Что-то не так. Я помню, что Роман упоминал о важной встрече, запланированной на сегодняшнее утро. Сейчас уже девять, а он все еще не вышел из своей комнаты. Я слышала, как около восьми зазвонил его телефон, а потом он с кем-то разговаривал. Через пятнадцать минут пришла Валентина и принесла завтрак, сказав, что Роман поручил ей оставить его у меня.

Может, мне стоит его проведать? Я убираю кисть, которую держу рядом с холстом, вытираю руки и поворачиваюсь, чтобы направиться в комнату Романа. Вдруг его дверь открывается, и он направляется на коляске в сторону кухни. На нем только треники, верхняя часть тела выставлена напоказ, и я не могу перестать смотреть.

Роман даже не замечает моего присутствия. Вместо этого он направляется к ящикам возле раковины и начинает рыться в верхнем. Не найдя того, что искал, он бормочет