Караваджо - Александр Махов

Среди прочих деяний Сикста V следует упомянуть работы по приведению в порядок обветшалых базилик, среди них Санта-Мария Маджоре и Сан-Джованни ин Латерано. Были возведены пятьдесят новых храмов, закончено строительство шестидесяти дворцов, в том числе дворцового ансамбля Ватикана с новыми зданиями для основанной папой-книжником всемирно известной Апостольской библиотеки, архива и типографии. В память о папе-строителе одна из центральных римских улиц названа его именем — это виа Систина, на которой впоследствии жил и творил Н. В. Гоголь.

При Сиксте было продолжено возведение главной римской достопримечательности — собора Святого Петра, начатого при папе Юлии II великим Браманте, продолженного Сангалло, фра Джокондо из Вероны и Рафаэлем. Затем указом Павла III главным архитектором собора был назначен Микеланджело Буонарроти. Друживший с ним Вазари пишет об этом так: «Он сразу отверг многие идеи и без лишних затрат достиг такой красоты и совершенства, о котором никто из прежних строителей не мог помышлять… хотя сам он говорил мне не раз, что считает себя всего лишь исполнителем замысла и проекта Браманте, ибо тот, кто спервоначалу заложил большое здание, тот и его автор».[17]

К бесспорной заслуге папы Сикста следует отнести реконструкцию древних и строительство новых многокилометровых акведуков с целью подачи с гор чистой воды для водозаборников и фонтанов. Это превратило Рим в один из самых благополучных европейских городов по снабжению питьевой водой. По приказу папы было начато осуществление крупных ирригационных работ по осушению заболоченных земель в пойме Тибра, этого извечного рассадника малярии или, как её называли в народе, римской лихорадки. Уже в самом названии опасной болезни, уносившей ежегодно тысячи жизней, кроется её главная причина — mal'aria, то есть плохой воздух от гнилостных испарений, не говоря уже о полчищах вредоносных комаров, разносчиков болезни.

Всё эти дорогостоящие начинания вынуждали ватиканских чиновников из казначейства то и дело повышать налоги, что тут же вызывало волну народного недовольства, часто перераставшего в столкновение с властями. Рядом с площадью Навона, вечно запруженной праздношатающимися римлянами, на углу дворца Браски находится обломок древней статуи, прозванной Паскуино. Когда-то так звали жившего поблизости портного или брадобрея, известного острослова, которому не дай бог было попасться на язычок. Со временем его именем окрестили саму статую, являющуюся доныне не только объектом внимания туристов, но и головной болью для сегодняшних городских властей как трибуна волеизъявления простого люда, которому палец в рот не клади, и он готов, невзирая на лица, высмеять всё и вся, особенно если ущемляются его кровные интересы при увеличении налогов.

Наклеиваемые на обрубок статуи рукописные послания получили по имени Паскуино название «пасквилей» и оказали заметное влияние на творчество поэтов-сатириков, пишущих на римском диалекте. Пасквили каждое утро сдирались со статуи под свист и улюлюканье толпы, но за ночь там вновь появлялись язвительные стишки анонимных рифмоплётов на злобу дня, вызывавшие восторг у римлян, приходивших ежедневно поглазеть на живую «газету» последних городских новостей. Обычно в толпе отыскивался грамотей, который зачитывал вслух пасквили, и тогда перед обрубком статуи разгорались жаркие баталии, иногда заканчивавшиеся потасовками между спорящими сторонами, которых разнимала полиция.

В том же послании римский острослов заверяет сограждан, что вскоре им придётся платить налог не только за сушку белья на солнце, но и за возможность дышать. В пасквиле содержится также предупреждение властям, что терпение народа не безгранично:

Сикст V оставил о себе память и как реорганизатор управленческого аппарата Ватикана. Введённая им система с учреждением различных конгрегации почти сохранила свою структуру до настоящего времени. Посетив как-то район осушаемых Понтийских болот, папа заболел малярией и 29 августа 1590 года умер. При нём было закончено возведение грандиозного купола над собором Святого Петра, который устремлён к небу, но прочно стоит на земле. Даже такому решительному и энергичному правителю не удалось искоренить бандитизм ни в городе, ни в округе. После его кончины наступило время анархии, голодных бунтов и разгула преступности, с которой не смог совладать никто из трёх сменивших друг друга на престоле дряхлых понтификов. Они то и дело были вынуждены покидать Рим, чтобы отсидеться в своих укреплённых загородных замках, пока не улягутся страсти и верная швейцарская гвардия не наведёт в городе порядок. Наконец в 1592 году собравшиеся на очередной конклав кардиналы, до смерти напуганные вспышкой народного гнева и начавшимися в городе грабежами зерновых складов и погромами, остановили свой выбор на самом молодом из них, пятидесятишестилетнем Ипполите Альдобрандини, питомце дворянского рода средней руки из городка Фано на Адриатике, который не был отмечен ранее какими-то особыми заслугами. Новый избранник принял имя Климента VIII. Его появление на папском престоле не вызвало возражения доживающего свой век коварного и жестокого испанского короля Филиппа II, чья власть простёрлась на многие области Апеннинского полуострова и без чьего ведома в Италии не принималось ни одно важное решение.

Как писал в своих отчётах из Рима венецианский посол, «в отличие от Сикста V, волевого и деятельного, Климент VIII тугодум и педант, обращающий внимание на частности и не видящий порой главного. Он хочет вникать во все дела сам, всё читать и руководить всем и всеми».[19] Посол отметил также пристрастие папы к чревоугодию и отборным французским винам, которыми его снабжает, вопреки предписаниям личного врача, один из любимых племянников. Обычно раз в неделю после очередного похмелья, когда весь мир представлялся ему в чёрном цвете, Климент VIII давал аудиенцию главному судье инквизиции, чтобы утвердить список осуждённых еретиков и вероотступников. За время правления им были отправлены на костёр свыше тридцати человек. Папа никак не оправдал своего имени, означающего «милосердный».

К искусству новый папа не проявлял особого интереса, хотя главной его заботой оставалась подготовка к Юбилейному году. Своим указом от 1593 года он повелел провести инвентаризацию и подвергнуть строгой цензуре произведения искусства во всех римских церквях, дабы изгнать всякую ересь и непристойность. Так, четыре обнажённые женские фигуры, украшающие надгробие папы Павла III, были по его приказу «одеты», поскольку молва считала, что эти аллегорические скульптуры не что иное, как четыре сожительницы покойного понтифика, от которых у него были дети. Эти действия вызвали смех у римлян, но и негодование у могущественных наследников Павла III, пармских князей Фарнезе. Да как посмел позволить себе такую неслыханную дерзость этот выскочка без рода и племени, грубо затронув фамильные интересы своих благодетелей! Он, видимо, забыл, что ещё недавно находился в услужении всесильного клана Фарнезе и был послушным исполнителем его воли.