Опьяненные страстью - Джилл Шелвис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Должно быть, совершила тактическую ошибку, не надев плащ тогда, когда это сделал ты.
– Подожди здесь: пойду посмотрю, далеко ли до обрыва.
Пока его не было, вновь ударила молния, послышался оглушительный раскат грома, да так близко, что земля затряслась под ногами. Дождь не прекращался, и она позволила себе залюбоваться происходящим. Как и все в Сьерры-Неваде, грозы здесь были поразительно яростными и живописными.
В поле зрения появились сначала ботинки, а потом и длинные, обтянутые джинсовой тканью ноги. Теплый мозолистый палец приподнял ее подбородок, и она наткнулась на зеленый пронизывающий взгляд, увидела, что на щеках и подбородке пробивается щетина, что только добавляло ему сексуальности, придавая опасное обаяние.
– Выглядишь так, словно зонтик тебе не помешал бы, – усмехнувшись, заметил Ти Джей.
– Зонтики для неженок.
– А как насчет плащей? Или тоже для неженок?
– Нет.
Беда в том, что плащ был на самом дне рюкзака, где-то там. Она умела многое, но только не складывать рюкзак как полагается, и очень не хотела, чтобы он увидел, в каком беспорядке находятся ее вещи, тем более что в его рюкзаке царил идеальный порядок, а это так раздражало.
– Мне нравится чувствовать дождь на своей коже.
Вернее, нравилось, пока она не продрогла до костей, чего не могла скрыть, поскольку тряслась и стучала зубами от холода.
– Харли?
Он подождал, пока она взглянет на него, чего ей вовсе не хотелось, потому что не было желания видеть, как над ней смеются.
Его глаза потемнели и наполнились разными эмоциями, но смеха в них не было.
– В мой первый поход в одиночку пошел снег. В июле. А я был в одной футболке. Так и шел три часа и думал, что нахожусь в раю.
Они несколько секунд смотрели друг другу в глаза, и, как всегда, когда все его внимание было обращено только на нее, в животе разлился жар.
– И чем все закончилось? – прошептала Харли.
– Вернувшись домой, слег с пневмонией.
Он развернул ее, сам прижался спиной к дереву, расстегнул плащ и укутал ее, согревая теплом своего тела.
Ад и рай. Рай, потому что от него так пахло… он такой… и ад, потому что эта близость, после того как Харли столько лет избегала его, рождала воспоминания, которые позволяла себе воскрешать только в самых отдаленных мечтах, где царили ее тайные фантазии.
– У тебя все нормально? – пробормотал он ей на ухо, в то время как его теплое дыхание ласкало кожу, а палец чертил маленькие круги на спине.
Все ли нормально? Она слушала мерное биение его сердца под своей щекой, чувствовала твердость мышц и со страхом понимала, что ей даже больше, чем нормально.
Вынудив себя стряхнуть туман желания, она высвободилась.
– Да. Спасибо.
Она опустила взгляд на его футболку и снова подняла глаза, пылавшие жаром. Ее соски были тугими темными точками, прижатыми к белой ткани и словно умолявшими о внимании.
– Опять скажешь, что это всего лишь грудь? – хрипло выдавил Ти Джей. – В таком случае должен заметить, Харли, что грудь фантастическая.
– Не то чтобы ты не видел ее раньше, – выпалила она и осеклась: какого черта она это сказала? Боже…
Харли схватила было рюкзак, но он дернул ее за шиворот и повернул к себе, как пойманную рыбу.
– Послушай, мне нужно… Давай поговорим.
– Я не это хотела сказать. – Она попыталась вырваться: – Отпусти!
– Черт возьми, Харли!
Он скинул плащ и завернул ее в него.
– Спасибо, – поблагодарила она, вздохнув наконец с облегчением.
Ти Джей, не отвечая, вынул из рюкзака другой плащ и надел на себя, доказывая этим, насколько умнее ее: слишком он хорош, чтобы позволить себе промокнуть и замерзнуть.
И тут, прежде чем она смогла схватить рюкзак и продеть руки в лямки, он снова без всяких усилий прижал ее к дереву.
– Много лет ты избегала меня или злилась, но теперь, судя по тому что услышал, я либо глуп, либо чего-то не понимаю.
Она закрыла глаза.
– Последнее.
– Ну хоть до чего-то докопались. И мы не сделаем отсюда ни шагу, пока ты мне все не объяснишь.
Он явно не шутил. Она полностью обездвижена, а это означало, что он снова крепко держит ее в объятиях и что ее мозг функционирует процентов на десять, не больше, а этого явно недостаточно, чтобы принимать решения.
Дождь все еще барабанил по земле со странно мелодичными звуками. Дерево служило надежной защитой, их собственным маленьким коконом, окружая их, создавая пьянящее ощущение близости, которое усиливалось десятикратно оттого, что Ти Джей держал ее в объятиях нежно, но властно.
– Глупо, – буркнула Харли. – Мы можем поговорить и позже, дома.
– Глупо то, – подчеркнул Ти Джей, – что мы вечно ходим на цыпочках вокруг да около. А я хочу знать почему. Стоит мне подойти ближе, ты либо рычишь, либо убегаешь, но если я касаюсь тебя, то мы становимся так взрывоопасны, что того и гляди загоримся.
Он заглянул ей в лицо:
– Кстати, я не прочь сгореть дотла, но сначала нужно кое-что прояснить.
– Ч-что именно? – заикаясь, пробормотала Харли.
– Давай начнем с того, почему ты обращаешься с Кеном и Стоуном как с родными, а со мной – как с подлым ублюдком, сводным братом.
– Ну… я бы не употребляла слово «брат», – промямлила она, набирая в грудь воздуха, что было вовсе не легко, когда она прижата к нему: грудь к груди, живот к животу, бедра к бедрам и все, что между…
– Пожалуйста, Ти Джей, только оставим это.
Он опустил голову, и так низко, что их щеки соприкоснулись. Щетина царапнула кожу, и она вздрогнула… от удовольствия.
– Скажи мне, – тихо начал он вкрадчивым голосом, подходящим для уговоров.
Она прильнула к нему. От него так хорошо пахло. Так хорошо, что она, возможно по чистой случайности, прижалась носом к его шее.
– Харли.
Его низкий голос вырвался из груди тихим предупреждением, в котором она не нуждалась. И когда она снова закинула руки ему на шею, он сжал ее в объятиях и еще раз выдохнул ее имя.
Не в силах совладать с собой, Харли поцеловала его в шею и почувствовала, как он шевельнулся.
– Не пытайся меня отвлечь!
«Отвлечь его или себя…»
И прежде чем она успела додумать эту мысль, сами собой губы приоткрылись, зубы слегка прикусили кожу на шее, вызвав его хриплый стон.
И вдруг он с тихим проклятьем оторвался от нее и прикрыл собой.
– Ти Джей?
Он вышел из-под дерева на средину поляны и, склонив голову, стал прислушиваться.