Кот и хозяин. История любви. Продолжение - Питер Гитерс

Автомеханик оказался настоящим парижанином в рабочей форме, берете, с густыми черными усами. Создавалось впечатление, что такой человек сможет починить коробку передач даже батоном хлеба. Механик настоял на демонстрации всех достоинств нового автомобиля. Я попытался объяснить ему по-английски, что плохо разбираюсь в машинах, но напрасно, француз не обратил на меня никакого внимания. Я рассеянно внимал рассказам о сцеплении, бардачке и ручном тормозе. Самое главное, Нортону явно понравилось заднее сиденье. Я немного оживился, когда автомеханик указал на маленький рычаг справа от водительского сиденья.

— Не трогайте этот рычаг, месье, — предупредил мужчина. — Никогда не трогайте.

— Почему? — поинтересовался я.

Механик посмотрел на меня истинно французским взглядом, будто спрашивал: «Почему американцы постоянно задают вопросы и не верят на слово?» — снова указал на рычаг, погрозил пальцем и повторил предупреждение.

— Трогать нельзя, — сказал он и торжественно покачал головой.

— Зачем он нужен? — спросил я.

Механик с удивлением посмотрел и прошептал:

— Это очень важный рычаг. — Шепот добавил еще большей важности детали. Француз помолчал и снова предупредил: — Никогда.

Я не мог успокоиться.

— Обещаю, не буду трогать. — Я старался говорить максимально убедительно. — Клянусь. Пожалуйста, расскажите, хотя бы намекните, зачем в машине этот рычаг?

Мужчина застегнул молнию, вытер ладони о штаны, подошел вплотную, положил руки мне на плечи и серьезно посмотрел в глаза.

— Месье, — его тону позавидовал бы любой государственный деятель, объявляя войну, — скажу вам одну вещь.

— Кажется, я догадался, — ответил я.

Автомеханик развернулся, сделал несколько шагов к выходу и посмотрел на меня. Вытянув руку, он пальцем указал на рычаг.

— Не трогайте! — приказал он.

— Никогда?

— Никогда. — Француз удовлетворенно кивнул, серьезно, без улыбки и ушел обедать.

Я сдержал слово и ни разу не прикоснулся к рычагу, хотя так и не выяснил его предназначение.

Целый год я жил в постоянном страхе, что кто-нибудь подойдет однажды к «ситроену», увидит справа забавный рычаг — и… пассажиры катапультируются, а один из городов в Китае будет стерт с лица земли.

Однако настало время позаботиться о возвращении к Дженис.

Я не только отвратительно разбираюсь в технике, но и хуже всех на свете ориентируюсь на местности, могу потеряться даже в Нью-Йорке, где все улицы пронумерованы. Езда по Парижу принесла незабываемые ощущения. Движение в городе одностороннее. Я, конечно, постоянно ехал в направлении, противоположном пункту назначения. Более того, практически все улицы Парижа длиной несколько кварталов и переходят одна в другую, поэтому сориентироваться практически невозможно, особенно когда не понимаешь, куда едешь. Достаточно трудно одновременно управлять машиной и смотреть в карту, но в Париже это становится практически невыполнимым трюком, поскольку водители постоянно сигналят, кричат или посылают к черту. Я усвоил важный урок: коты прекрасно справляются с разными заданиями, но не сильны в чтении карт.

Двадцатиминутная дорога до квартиры заняла два с половиной часа. Наконец я вернулся, мы упаковали вещи, успокоили Дженис и отправились в путь, отклоняясь от ранее намеченного графика на несколько часов.

Ни Дженис, ни Нортон не бывали в долине Луары, долине королей, поэтому мы решили несколько дней погулять по замкам и попить великолепное местное вино. Определившись с маршрутом, мы выехали из Парижа (не скажу, сколько раз мы проезжали мимо Триумфальной арки, пытаясь покинуть город) и направились в Шартр, в девяноста километрах от столицы.

Возможно, вы догадались, что я не религиозный человек. Мое мнение о родной культуре и культурах других стран формируется через еду и женщин. До Дженис я встречался со стоматологом-гигиенистом по имени Рейчел. Именно тогда, во время поздних завтраков, когда меня кормили лососем и бейглами, я стал ближе к своему народу. В целом я практически равнодушен к религиям и обрядам. Церемонии также не затрагивают мое сердце, я могу заснуть и на Параде роз, и на полуночной мессе в соборе Святого Патрика. Я никогда не совершал поступки из-за страха или вины, всегда безразлично относился к людям в длинных одеяниях, с головными уборами и украшениями стоимостью десятки миллионов долларов, хотя считаю, что папе римскому и Аллану Кару[14]есть о чем поговорить. Я не верю ни в рай, ни в ад (исключение составляет Анахайм) и убежден, что молитва лишь освобождает человека от обязанностей и ответственности. В некоторой степени я верю в фатализм в соответствии с восточными учениями, но не понимаю, зачем лезть на крутую скалу, если хочешь обрести внутреннюю гармонию и покой. Я испытываю умиротворение, когда звезда бейсбола Дуайт Годен делает подачу непревзойденному Лорду Чарлзу, и категорически против всех форм самоистязания, таких как хождение по раскаленным углям или сон на острых гвоздях, поскольку не принимаю саму концепцию освобождения через физическую боль. В общем, не могу назвать себя верующим человеком. Однако, войдя в собор Шартра, начинаешь понимать религию и ее Создателя. Я отнюдь не считаю, что за всем великолепием стоит Творец, просто в храме осознаешь и чувствуешь силу веры в Бога. На территории собора есть церковь четвертого века, хотя собор в современном воплощении появился после 1194 года. Строительство собора началось в 1194 году, но завершилось лишь тридцать лет спустя. Я не студент архитектурного факультета, а моя книга — не путеводитель, но когда стоишь перед фасадом церкви, под устремленными ввысь резными сводами центрального нефа, смотришь на великолепные витражи тринадцатого века и на алтарную преграду четырнадцатого столетия, понимаешь мощь и красоту истории. Мое самое потрясающее визуальное впечатление! Казалось, Нортон тоже опьянен великолепием и величием. Мы зашли в собор, кот был у меня на плече, сели на скамью отдохнуть и впитать красоту. Обычно в подобной обстановке мой друг либо рассеян, либо спит сном настоящего кота, иногда смотрит по сторонам, пытаясь разглядеть все детали, или внимательно следит, чтобы на горизонте не появилась собака. Однако в Шартре Нортон сел на скамью, поднял голову и начал медленно поворачивать шею. Сначала он внимательно осмотрел огромный орган, затем изучил кафедру, посмотрел на скульптуры, картины и тысячи свечей. К нам подошел служитель церкви и что-то сказал. Думаю, он хотел объяснить, что кошкам не место в храме Божьем, но, увидев, с каким уважением и благоговением Нортон осматривает резную деревянную арку справа, ретировался. Мне показалось, служитель понял: кот — настоящий турист — ценитель прекрасного, и решил, что запрет на домашних животных в случае моего друга не распространяется. Если бы он работал в «Американ эрлайнз», а не служил Богу, жизнь сотен тысяч людей стала бы легкой и прекрасной! Впервые за поездку по французской провинции кот в таком восхищении вернулся на заднее сиденье «ситроена».