Лулу - Владимир Колганов

Когда-то слышал, что у физиков очень популярен метод последовательных приближений. В первом приближении вы видите некий заинтересовавший вас предмет или явление. Во втором — начинаете понемногу различать его детали. В третьем, при наличии подходящей методики и инструментов, проникаете в его внутреннюю суть. Ну а в четвертом приближении, разобравшись наконец-то, что к чему, убеждаетесь, что все не так, как вам казалось поначалу, — бездарно, не красиво и не обязательно… Вот и в обыденной жизни случается так, что, несмотря на то что оказываешься дважды разведен, даже такой бесценный опыт от повторения ошибок нисколько не спасает. И черт меня дернул связаться с этой дурой Томочкой!

Обычно женщины прощали мне ничем вроде бы не спровоцированное расставание. Ну что поделаешь? Бывает так, что не сложилось, не сбылось, заботливая ее подруга не сумела убедить, что вот оно, счастье, чуть ли не под ногами у тебя валяется, чего ж ты не берешь?.. Ха! Не мог же я ответить — извините, недосуг, мол, нагибаться. Просто уходил, не слушая упреков, не оглядываясь. И только затылком чувствовал на себе печальный взгляд недавно еще столь милого и желанного, волнующего воображение существа. И куда все подевалось? Если б только знать заранее, что Томочка не прощает никогда и ничего!

Да, все вроде бы терпимо, если бы не сон… Однако мучило сомнение — то ли это был ночной кошмар, вполне логичное последствие жуткого подпития, то ли меня взаправду решили выставить на торги, на аукционе, в пятницу, через неделю…

— Ладно, Вовчик! Кончай придуриваться. — Эти простые и задушевные слова прозвучали под сводами комнаты как голос свыше, которого я так долго ждал, хотя куда уместнее было бы пожелание приятного аппетита. И все же он прав. Пора! Пора положить конец пьянкам и обжорству, то есть заняться по-настоящему полезным делом. Не все же угождать собственной утробе? Впрочем, тут уж как получится…

Я поднял взгляд. Голый небритый мужичонка весьма непрезентабельного вида сидел на краю обеденного стола, болтая коротенькими ножками и покачивая непропорционально большой кудрявой головой. В черных волосах застряло несколько витков древесной стружки, которой обычно прокладывают легко бьющийся фарфор при транспортировке, а на бедре отпечатался знак опрокинутой рюмки и полустертая надпись «Не кантовать!».

— Не узнаешь? Странно, прежде ведь не раз ко мне за поддержкой обращался, неужто не припоминаешь? — гадливо ухмылялся коротышка, почесывая пухленький живот. — Я же твое второе «я»!

— Ты на меня совершенно не похож…

— А с какой такой стати ты нас сравниваешь? Будь мы единоутробными братьями-близнецами, еще куда ни шло. Вот ведь моду взяли! Что ни клиент, то сам себе второе «я» по собственному образу и подобию подбирает. И чтобы по росту подходил, и даже по образованию. А не проще ли попросту взять да и клонировать себя? Тогда ведь никаких тебе поводов для беспокойствия не будет: «сегодня ты, а завтра я». А в сущности, какая разница? — Мужичонка мечтательно закатил глаза. — Сегодня я второй, а завтра буду прямо-таки на твоем рабочем месте обретаться. Кто был ничем, тот… ну дальше ты и сам догадываешься.

— Не ты меня на эту должность назначал. Не тебе и… — Кусочек непрожеванного ростбифа ворочался во рту, мешая выразить мысль более внятно и доходчиво.

— Разве? Вот захочу, и завтра же тебя выгонят взашей!

— Ну, знаешь… Вообще-то приличные люди так не поступают.

— Да ладно, что ты понимаешь в приличиях? Вот я сижу ослепительно-голый пред тобой, совсем как девка на выданье, то есть на том самом приемном экзамене в привилегированный бордель. Кастинг — так, что ли, у вас это нынче называется? Ну так и что? Будь мы на партийном съезде или в обществе почтенных дам, я бы и сам неглиже объявиться постеснялся. Но тут ведь все свои. Послушай, а может, и тебе стоило бы того… для уравнения ситуации разоблачиться? Тогда и поглядим, кто из нас герой. — И мужичонка заразительно захохотал.

— Послушай, если будешь хамить, я тебя из дома выставлю!

— У нашего дитяти зубки режутся. — Мужичонка откинулся на спину и засучил ножками, изображая неописуемый восторг. Затем, перестав смеяться, снова сел и деловито произнес: — Ладно, так и быть, все материальные и плотские утехи забери себе, пользуйся на всю катушку, я на всю эту хренотень не претендую. Ну а мне оставь, к примеру, это… как его… скажем, психологию и прочие морально-нравственные аспекты…

— Да уж, при твоей-то роже только и заниматься психологией…

— Ты сам-то много ли в этом понимаешь? К примеру, знаешь, отчего распался «Битлз»?! — возопил обиженный прохвост, в азарте спора хлопая себя ладонями по волосатым ляжкам. — Да просто Пол с Джоном партнера не поделили, вот и все дела, а ты туда же, «психология»… А отчего думаешь, этот… ну, известный наш физик-теоретик… в науке оказался плодовит? Да потому, что бабник был отчаянный. Ну а таким, как ты, видать, слабо…

Нет, этого я вытерпеть уже не мог, что-то с ним надо было срочно делать. Наскоро проглотив непрожеванный кусок еды, я потянулся к прохиндею, норовя ухватить его рукой за голую лодыжку, но тот вопреки дебильной внешности оказался куда проворнее меня. В следующее мгновение, сделав головокружительный кульбит, мерзопакостник уже сидел верхом на бра, до той поры предназначенном всего лишь для освещения места моей трапезы, а вот теперь нежданно-негаданно превратившемся в насест для этого подонка. При этом стеклянный с золотистой окантовкой плафон вместе с горящей лампочкой уместился как раз между его ног, демонстрируя сияющее естество непропорционально увеличенных размеров. Однако стоваттный подогрев подействовал вполне понятным образом.

— Чтоб вам так было! — завопил негодник как ошпаренный, для убедительности прибавив кое-что совсем уж непристойное.

То-то, проняло! Как утверждают, при нежданных обстоятельствах некоторым представителям гомо сапиенс свойственно кричать на крайне редко употребляемом ими языке — вроде бы обычно такое приключается при родах. Вот и это чудо акушерского искусства, что удивительно, сподобилось. Впрочем, с чего это я решил, будто он и в самом деле мое второе «я», когда в ярком свете бра ясно наблюдается совсем другое.

— Эй, Веня! Ты, часом, не в церковном ли хоре по воскресным дням поешь? Голосистый больно.

— Будешь на моем месте, еще не так запоешь, — отвечал мне Веня, с высоты плафона плюхнувшись в салатницу. — Чтоб я так жил, но это же явное унижение моего достоинства.

Веня, знакомый мне еще по летнему отдыху на Кара-Даге во времена блаженной юности, тот самый Веня, теперь новоявленный миллионер, когда-то начинавший свою звездную карьеру с торговли резиновыми пупсиками на барахолке, сидел на краешке стола и, слизывая остатки майонеза, весьма кстати прикрывавшие его могучий «срам», рассуждал о недостатках моей личности.

— Я вот что тебе скажу. Беда твоя в том, что ты пытаешься мыслить головой, а вот того не понимаешь, что для этого занятия куда больше еще целая куча органов подходит. К примеру, особо нервные предпочитают мыслить сердцем, люди рационального склада мышления рассуждают животом. Начальство принимает эпохальные решения тем самым местом, что к руководящему креслу приспособлено…