Коварный камень изумруд - Владимир Дегтярев

Екатерина поглядела на потухшие угли камина, поплотнее накинула шаль из козьего пуха оренбургской вязки, вернулась к чтению второго листа донесения герцога Кайзерлинга:

«…Он (барон Халлер) обхаживает по своим, якобы купеческим интересам, старшину посольского корпуса во Франции, англичанина Джерома, лорда Челси. И вот тут, на карточной игре, барон проговорился. Сразу понятно, что нарочно проговорился. “Милейший лорд Челси”, так говорил тот барон Халлер, — читала в бешенстве Екатерина, — Англия имеет монополию на продажу готовых шерстяных изделий не только в Европе, но и в Азии, и в американских колониях. (Так, Ваше Императорское Величество, слово в слово говорил барон Халлер). Это устроили мы, “Швейцарские гномы”… Не стоит и говорить, милейший лорд, что Франция удостоилась монополии на производство набивных шёлковых и хлопковых тканей благодаря полной нашей поддержке. Россия же не имеет никакой монополии ни на что. Она сама по себе есть монополия. Но этот фактус есть преступление против всех заинтересованных стран. Значит, либо добром, либо штыком, либо ловкой афёрой, но Россию надо принудить отдать торговлю своим лесом одной стране, торговлю своим льном — второй стране, а уж медь и чугун возьмите себе вы, англичане. У вас есть способы переработки металлов, лучшие в мире, поэтому металлы пусть отойдут вам. А Россия пусть лишь добывает из земли и воды то, что мы ей скажем. Но от непосредственной торговли её надо отлучить. Отлучить силой, либо полным политическим понуждением…»

Екатерина потянулась к колокольцу на столе, вызвонить секретаря. Но ведь уже два часа ночи, спит, подлец секретарь, на софе в приёмном зале. Она повернулась к французскому шкафу, выбрала маленький ключик на поясе и подняла вверх дверцу, с виду служившую частью столешницы. Оттуда, из глубины, императрица вынула за кольцо серебряный поставец, на котором укрепилась большая бутылка с напитком цвета тусклого золота, золотые стопочки, серебряные стаканы, твёрдая, копчёная немецкая колбаса, лимоны и орехи. Екатерина было наклонила бутылку над золотой стопочкой, но внезапно довернула горлышко в сторону. И жидкость полилась в большой серебряный стакан.

Императрица вдруг вспомнила, как тридцать лет назад, после дворцового переворота, её гвардейцы пили из ковшей водку, почерпнутую в бочках. Поднесут ковш ко рту, выдохнут воздух в сторону, и тотчас выпьют весь ковш, не отрываясь! Напиток в тайной бутыли, знала Екатерина, был покрепче дворцовой водки. Раза в два крепче! Его называли «ром», и ром во дворце считался лекарством. Ноги растирать, колени, локти, если ноют. Лекарство, как же! «Для русских всё есть смерть и всё есть лекарство», — сказал как-то великий полководец Суворов Александр Васильевич на званом обеде в свою честь по случаю его очередной победы над турками. И стакан, полный стакан вот этого «лекарства», выпил разом, а потом только понюхал обшлаг нового генеральского мундира. То бишь, «закусил».

Екатерина поднесла серебряный стакан ко рту, на мгновение подумала о том, что унюхает у неё изо рта фаворит, ждущий в постели, и опять помянула чёрта.

Выдохнула в сторону и разом выпила. И тотчас же понюхала пополам порезанный лимон. Потом лимон съела.

Стало императрице вдруг весело, и бешенство её прошло.

Она повернулась к рабочему столу, взяла письмо, продолжила чтение доноса герцога Кейзерлинга.

«…Игроки уставились в карты, и никто не подал в ответ на явную наглость барона ни слова. Тогда я, Ваше Величество, изволил громко заметить барону, что карточный стол не место для громких бормотаний про политику. На что мне Халлер ничего за игровым столом не ответил, а после карточной партии отвёл в сторону и предложил мне горсть бриллиантов, дабы я более не посещал игорных комнат замка Фонтенбло…».

— Ну, это мне решать — кому посещать Фонтенбло, а кому глотать ил в реке Сене! — в бешенстве воскликнула императрица бутылке с коричневым напитком.

Императрица Екатерина Вторая доподлинно ведала, что кусок летописи про униженную просьбу руссов якобы к скандинавским конунгам, чтобы «пришли и владели», сочинил и вставил в летопись монах Филарет, отец Мишки Романова, избранного русским царем сразу после Смутного времени. Об этом стыдном фактусе ведал Михайло Ломоносов и тот фактус сохранил в анналах истории… Хвала Гришке Орлову, что все ломоносовские бумаги свалены в монастырский подвал, давно уж поди сгнили, а сам он, Мишка Ломоносов, уже давно изучает травные корни. Снизу… и лёжа под могильным камнем.

А Филарет… Мишки Романова отец, тот всегда старался словчить, где попало. И как его не прирезал Иван Грозный? Тому, истинному царю, ничего не стоило снести башки самозваным боярам, прибежавшим на Русь от подлых ромеев в годину арабского взятия Константинополя. Или как этот город назывался двести лет назад? А, Царьград! А от «ромеев» и пошли «Романовы». А Рюрика никто и не звал. Он сам пришёл на Русь с юга, прошибив Кавказ, как топор прошибает голову. И с ним двести копейщиков. Прости Господи, такая сила! В ту пору, да двести копий, то бишь ножей, насаженных на длинные жерди, всё равно, что ныне двести пушек, да ядра к ним по десять фунтов каждое… Тогда, в те времена, не токмо, что Киев, тогда и Англию с такими ножами повоевать можно было… В те благословенные времена. Да…

Екатерина, будто лошадь, вспрянула головой, прогоняя напаренные крепким спиртом мысли… Вернулась к столу.

Тому, что писал герцог Кейзерлинг, стоило дважды верить. Ещё его отец, старый герцог Кейзерлинг, когда молодая Екатерина взошла на престол, давно и прочно шпионил в Польше на пользу России. За немалые кучи ефимок. Но те кучи серебра старый Кайзерлинг с герцогской честью перед Россией отработал. Старый Кайзерлинг создал в сумётной и бестолковой ляховской стране целых три партии, натравил их друг на друга и, царство ему небесное, на древний трон Пястов сел полюбовник Екатерины граф Понятовский. Чего России и хотелось… Теперь вот сын того российского шпиона вполне грамотно продолжает дело отца. Шпионит в пользу Российской империи. А на что бы им жить, этим немецким герцогам Кейзерлингам, когда половина их замка в Померании осыпалась, а вторая половина светится щелями, как платье гулящей девки!

Екатерина нашла то место письма, где её резанула строка «Русские сами попросят нас, то есть Европу, конечно, взять их в наше володение». В володение вот таких Халлеров, что ли? Не ведает, что ли, сей барон, что ещё со времен Рюрика даже въезд жидов на территорию Киевских и прочих русских земель был под великим запретом? Что в городе Киеве был первый в Европе накопитель евреев, что ныне в просвещенных землях зовут немецким словом «гетто»? Тётка покойного мужа Екатерины, Петра Третьего, императрица Елизавета Петровна как-то узрела в Петербурге аж целый переулок, заселённый жидами. И узрела в тот момент, когда они изображали из себя истинную свою сущность. И справляли свой языческий праздник кущей, праздник козлопасов, когда возле своих вполне каменных домов выстроили пастушеские шалаши и в тех шалашах орали песни и предавались пьяному разврату во время Великого православного поста! Генерал-полицмейстер этим же вечером, трясясь от страха, доложил взбешенной императрице Елизавете Петровне, что «жиды, ваше императорское величество, выгнаны из города в чём были, а дома их порушены, и того, жидовского переулка больше нет…».