Религиозный сионизм. История и идеология - Дов Шварц

этой теме, факты свидетельствуют о том, что «Мизрахи» все-таки включилась в борьбу. Разумеется, конфронтация обострялась по мере того, как светское рабочее движение набирало силу.

Область религии. В начале 1930-х годов особенно громко звучала критика по поводу упадка роли религии на общественной арене. И в этом вопросе «Мизрахи» конфликтовала с рабочим движением, представители которого не соблюдали кашрут на общих рабочих кухнях и по субботам обрабатывали земли, принадлежавшие Еврейскому национальному фонду. Особенно неприятным это противостояние выглядело в Хайфе, городе рабочих, где секуляризм явно одерживал верх. Бар-Илан (Берлин), в прошлом глава американской «Мизрахи», прояснил различие между «там» и «тут» в выступлении на собрании сионистского руководства в 1934 году: «В изгнании попрание субботы происходило по нужде, здесь субботу попирают от изобилия». По его мнению, секуляризация еврейского народа, возродившегося в ишуве, проходит в духе гедонизма. В этой связи «Мизрахи» покинула Восемнадцатый сионистский конгресс, а достичь компромисса удалось только в 1935 году, когда суббота и еврейские праздники были объявлены общенациональными выходными. Это положило начало статус-кво[70].

Некоторые члены «Мизрахи» считали, что столь непримиримая деятельность для движения неприемлема, и отказывались реагировать на изменения в религиозном сионизме. Видные религиозные сионисты, такие как Иешаяху Авиад (Вольфсберг) в Германии и Хамейри в Эрец-Исраэль, сопротивлялись тому, чтобы «Мизрахи» занимала столь активную и жесткую позицию. В 1934 году эти оппоненты создали фракцию «Ха-Мизрахи ха-ва-тик» («Старая Мизрахи»), призывая вернуться к старому курсу движения, сутью которого было мирное переубеждение при одновременной поддержке поселенчества. Фракция распалась четыре года спустя. «Мизрахи» два года (1933–1935) оставалась в оппозиции. Все эти бурные события стали результатом убеждения, которое на долгие годы останется преобладающим в религиозном сионизме, а именно что нахождение в оппозиции равносильно отказу от деятельности. Маймон и другие выяснили, что удаление от центров деятельности и от принятия решений делает движение более вялым и мешает достижению его целей. Именно в эти годы начало зарождаться будущее сотрудничество с рабочим движением, которому предстояло продолжаться долгие годы.

Меир Бар-Илан и его взгляды

Изменение курса «Мизрахи» отражает в себе, помимо прочего, взгляды и личные качества Меира Бар-Илана, который стоял во главе движения в 1920-е годы[71]. Из его трудов видно, что апологетике, характерной для движения в его ранние годы, был положен конец. Как уже отмечалось, «Мизрахи» попыталась несколько размыть контуры понятия «религиозно-культурное обновление», чтобы привлечь к сионизму ультраортодоксов. Тем не менее в 1922 году Бар-Илан заявил, что «Мизрахи» категорически против любого размежевания между религией и будущим государством. Он отрицал представление, согласно которому религия вынуждена постоянно «торговаться» с современностью (говоря словами социолога Питера Бергера)[72]. Религиозные сионисты ратовали за создание государства, конституция которого основывалась бы на заповедях Торы, причем с полным соблюдением каждой из них. Бар-Илан понимал, что в итоге все изгнанники соберутся в одном месте и каждая этническая общность привнесет в новую структуру собственные практики. Безусловно, эта ситуация плачевно скажется на перспективе создания галахического государства с единой для всех конституцией, однако Бар-Илан этого не боялся. Он считал, что будущее государство введет единое законодательство, даже если его законы вступят в противоречие с определенными групповыми практиками. Так это произошло, например, в США в годы действия сухого закона, когда в конституцию пришлось вносить «аскетические» изменения. Как известно, социализм тоже стремится к единообразию. Соответственно, менять закон с целью создания однородности возможно и желательно. Строить идеальное галахическое государство следует не методами принуждения, а через убеждение и через сближение с традицией тех, кто пока от нее далек: «Единственный способ объединения всего еврейского народа, всех его сект и партий, под властью одного правительства – это обновление нашей жизни с помощью законов письменной и устной Торы» [Ваг-Пап 1950: 11].

С точки зрения религиозных сионистов, подобный поворот событий означал, что идеи обновления и создания галахического государства больше не будут подавляться. Речь шла не о сущностном изменении мессианской надежды, а, наоборот, о ее явственном проявлении. Однако с точки зрения политического руководства одно изменение все же произошло. По ходу празднования двадцать пятой годовщины «Мизрахи» в 1927 году Бар-Илан отметил, что в повестку дня ВСО теперь включены вопросы религии – он видел в этом колоссальное достижение. Тот факт, что ВСО теперь обязана выделять средства на религиозно-сионистское образование, на раввинат и иные нужды религии, более не обсуждается и стал частью достигнутого консенсуса: «Само принятие религиозного бюджета Сионистским конгрессом и его руководством <…> является однозначно положительным фактом. “Мизрахи” тем самым достигла всех поставленных ею целей» [Ваг-Пап 1950: 28]. Никаких больше разговоров о «культуре», разве что о ее превращении в официальную идеологию! Формулировка задачи сионизма как создания «тихой гавани», убежища от антисемитизма, а также движения по спасению, в стиле Рейнеса и его коллег, полностью свернулась и исчезла. С этого момента религиозный сионизм будет стремиться к достижению своей наивысшей цели: заселение Эрец-Исраэль в соответствии с Торой и использование различных сионистских организаций для достижения этой цели. Безусловное достижение Бар-Илана состоит в следующем: представления о том, что сионистская деятельность не имеет ничего общего с религией и религиозным образованием, ушли в прошлое.

Методы руководства Бар-Илана и его политика заслуживают отдельного анализа. Помимо того что он направил «Мизрахи» на путь активных действий, он также стремился установить сотрудничество с «Агудат Исраэль» и даже встречался с Якобом Розенхаймом перед Второй мировой войной[73]. Однако попытки его были обречены на провал[74].

Оппозиция внутри «Мизрахи»: рабби Моше Авигдор Амиэль

Как уже было отмечено, в начале 1930-х годов «Мизрахи» испытала на себе сильное влияние радикальной секуляризации ишува в Эрец-Исраэль. Неудивительно, что в этот период возникла тенденция к сближению с «Агудат Исраэль» – эту тенденцию подпитывали жесткая критика светского сионизма в целом и бесхребетной позиции «Мизрахи» в частности. Глашатаем идейных и прагматических возражений стал рабби Моше Авигдор Амиэль, раввин бельгийского Антверпена, впоследствии раввин Тель-Авива. Рабби Амиэль был блистательным и очень красноречивым проповедником, глубоким мыслителем, методологом галахи[75].

Он утверждал, что светский сионизм – это движение ассимиляции в общенациональном масштабе, уходящее своими корнями в немецкий национализм. Соответственно, в сионизме отсутствует какое бы то ни было уникально еврейское содержание, он попросту подражает нееврейскому национализму. Действительно, с точки зрения Амиэля, сионизм стал первым движением, предпринявшим попытку создать иудаизм в отрыве от Торы – и в этом смысле он даже хуже, чем, например, Реформация.

В 1933 году Амиэль выступил на международном съезде «Мизрахи» в Кракове с речью «Идеологические основы “Мизрахи”», которая впоследствии была