Укротить ловеласа - Дарья Сойфер

Как это часто бывает, нефтяники, насытившись земными благами, озаботились духовными. Заказали себе генеалогическое древо и обнаружили где-то в его ветвях мелкого дворянина. Возомнив себя тут же потомственными аристократами, они бросились спонсировать симфоническую музыку, а свадьбу решили провести под живое исполнение мировых классиков. И на всем этом торжестве Платону отводилась особая роль: он играл вальс для первого танца молодых.

Уговаривать его пришлось долго. Надя уже боялась, что придется силком вытаскивать его из квартиры, пока он будет руками и ногами цепляться за дверной косяк, привлекла даже на помощь Римму Ильиничну. У той деньги в жизни стояли на втором месте сразу после любимого сына. Вырастив в одиночку не в меру прожорливого мальчика, она как никто знала, как трудно бывает заработать на пропитание, и всю себя посвятила раскладыванию запасов по кубышкам. Лучше любого финансового аналитика она знала, в какую валюту и в какие акции надо инвестировать. И была, пожалуй, единственным знакомым Наде пенсионером, которая смотрела лишь два канала по телевизору: «Культуру» и «РБК».

Именно благодаря своей бережливости и экономической прозорливости Римма Ильинична купила Платону ту самую дорогущую виолончель, которую с легкостью можно было бы променять на квартиру в Подмосковье. И потому, узнав от Нади, от какого гонорара собирается отказаться Платон, стремглав примчалась к сыну, картинно схватилась за сердце и завела традиционную кантату на тему «Сколько стоят похороны безвременно ушедшей матери».

Мамин визит, однако, возымел на Платона прямо противоположное действие. Выставив убитую горем Римму Ильиничну, он отчитал Надю за предательство и длинный язык и сказал еще, что лучше пойдет играть с протянутой рукой на городскую площадь, но не станет исполнять какие-то свадебные хитульки перед чавкающими нуворишами. Правда, на вопрос Нади, чем именно он станет играть, если протянет руку, Платон ответить затруднился.

Убедить Платона смог, как ни странно, все тот же гонорар. Но уже та его часть, что полагалась Наде. Когда она разозлилась и ушла от Платона, хлопнув дверью, и заявила, что найдет себе клиента посговорчивее, он впервые за долгие годы приехал за ней в резиденцию Павленко. Там в тот день отмечали Машино поступление в институт. Собрались все: Дима с женой, которая из-за огромного живота по-пингвиньи переваливалась с ноги на ногу, Юля с мужем и всеми отпрысками, Рома с девушкой, которую он каким-то чудом подцепил на форуме гейм-дизайнеров, и, конечно, Машины школьные подружки. И это еще не считая старших Павленко и тети Нины, которая по такому случаю выбралась из Лобни и зачем-то подарила Маше две трехлитровые банки меда.

Ни перед одним концертом, ни в одном театральном буфете еще не бывало так людно. Платон, привыкший жить в собственной – спасибо любимой бабуле – однушке, потерял дар речи. Молчал, словно все вокруг разговаривали на английском.

– И вы все вместе живете?! – полушепотом выдохнул он, когда Надя протащила его сквозь тернии любопытных родственников в комнату и разгребла на диване чужие сумки, чтобы Платон мог присесть.

– Почти все, – Надя вздохнула, услышав очередной взрыв смеха из большой комнаты: у Юлиного старшего выпали передние молочные зубы, и стихи он теперь читал очень потешно.

– А почему ты квартиру-то себе не снимешь?

И вот тут рассмеялась уже сама Надя. Даже не так: она дьявольски расхохоталась прямо Платону в лицо.

– Почему?! – надсадно спросила она. – Ты правда не понимаешь?! Ты хоть знаешь, какая у меня зарплата?…

Выслушав тираду риторических вопросов, Платон печально сник, виновато вскинул брови и наконец произнес то, что изменило Надину жизнь:

– Ладно, бог с ним. Давай я сыграю на этой свадьбе.

И вот не прошло и трех недель, как Надя стояла на чужом пиру и вглядывалась в именитых гостей, прикидывая, кого из них обработать первым. Чувствовала себя погано, эдаким музыкальным сутенером, и побаивалась, что Платон не выдержит и, прикрываясь виолончелью, как щитом, сбежит.

Местная публика хоть и очень косила под дворянских отпрысков, к высокому искусству приспособилась пока не вполне. Кто-то под шумок, пользуясь полумраком, тихонько обсасывал косточку, кто-то изгибался, чтобы сделать селфи на фоне молодых. Единственным, кого Платон захватил целиком, была хозяйка банкета и по совместительству заказчица музыки. Правда, в ее случае интерес сводился не столько к таланту Платона, сколько к нему самому.

Солидная дама, забыв о возрасте и лишних килограммах, всем телом сместилась к краю стула, вытянулась вперед, норовя вот-вот кувыркнуться носом вперед. Она замерла, наблюдая за стройным красавчиком и его смычком, как кобра перед броском, и Надя всерьез переживала, что, едва отзвучит последняя нота, как любвеобильная матушка невесты таки настигнет Платона. На сцене ли, в гримерке ли – не суть. Главное было держать руку на пульсе и в случае чего броситься даме наперерез.

Увлеченная своими наблюдениями, Надя не сразу заметила фотографа, что неотвратимо пятился на нее. Очнулась, лишь когда тот ощутимо отдавил ей ногу.

– Простите! – Он оторвался от видоискателя и обернулся.

– Тише! – Надя приложила палец к губам и взглядом указала на танцующую пару.

– И все равно извините, – прошептал фотограф и, предоставив камере болтаться на шее, протянул Наде руку. – Вадим.

– Надя.

Она была не слишком довольна, что ее оторвали от слежки, но фотограф, судя по всему, жаждал общаться. Встал рядом, будто бы невзначай, принялся перелистывать снимки на небольшом экране.

– На танец хватит, – изрек Вадим вполголоса. – Вот этот отличный, да?

– Ага, – Надя не планировала изучать свадебный фотоальбом, но тот кадр, что Вадим бесцеремонно пихнул ей под нос, вышел и правда живым.

– Ты тоже здесь работаешь? – Фотограф решил не утруждать себя церемониями и с ходу перешел на «ты».

Надя опешила: все, с кем она сталкивалась в мире музыки, выкали до упора, а подобное обращение было для них сродни хамству. И тут человек, которого она впервые видит, вдруг вываливает ей свое неприкрытое дружелюбие.

– С чего вы взяли? – От возмущения она даже забыла про Платона.

– Да так, глаз наметанный, – Вадим заговорщически подмигнул. – Жена моего друга – в модельном бизнесе, я брендовые шмотки на раз узнаю.

Надя невольно опустила взгляд на свое платье. Вообще-то оно ей нравилось, до этого самого момента, по крайней мере. Да, купленное на распродаже, да, не самой известной марки, но все же черное и элегантное. И сшито добротно.

– Да ты не обижайся, я даже рад, что ты не из этих мажоров, – Вадим по-свойски ткнул ее локтем в бок, отчего содовая выплеснулась через край и попала на платье.

– Послушайте!.. – Надя развела руки, оценивая масштабы трагедии. – Я…

– Упс! – спохватился Вадим, молнией метнулся к ближайшему столику и схватил с него льняную салфетку, сложенную в форме лебедя.