Пепел и кокаиновый король - Александр Логачев

Выстроив карты, Хандуш незаметно (для Крыщука) придержал мизинец внутри колоды и протянул Пеплу сдвигать. Его расчет строился на том, что Пепел сдвинет как раз отделенную мизинцем часть, и далее при раздаче пойдет запланированная комбинация. Но Крыщук не дремал:

— Карты на стол, — срывающимся голосом скомандовал украинец.

— Не понял!? — начал багроветь пан Хандуш.

— Положи колоду на стол, пусть сдвинет не из рук, — потребовал украинский капитан.

Хандуш обиженно надулся, дескать, не веришь старому приятелю, но подчинился. Пепел постарался сдвинуть именно там, где прежде находился майорский палец, но карты были закуплены из самых дешевых, а Сергей больше привык работать на пластиковых, и практики не хватило. Он ошибся всего на пару карт, но это делало результат игры непредсказуемым.

Шумно сопящий Хандуш дал Сергею первую карту — десятка, и открыл свою — восьмерка. Было видно, как по лбу майора скатываются виноградные капли пота. Сергей чувствовал себя не лучше, просто умел держаться в руках. Сергею требовалось обязательно проиграть этот кон, иначе пришлось бы придумывать совершенно другой способ перехода границы и в другом месте. Чем дальше от подчиненной пану Хандушу заставы, тем лучше.

Следующей Сергею пришла дама — замаячила «прокладка», теперь бы тузика или скромненькую девятку, и перебор готов… но пришел нагло щурящийся червовый валет. Пятнадцать — с такой картой выигрывают только если у противника перебор, и останавливаются на такой карте, боясь своего перебора, который чаще всего и выпадает. Пепел поколебался, решил подстраховаться и попросил еще карту, но ему пришла не вымаливаемая у фортуны и так нужная для перебора фоска, а еще одна дама. Дама пик, черт бы ее побрал. Восемнадцать — достаточно сильная карта, чтобы рассчитывать проиграть на халяву. Пепел потребовал следующую… Валет!

— Себе, — изменившимся голосом сказал Сергей. С двадцатью очками на руках он чувствовал себя очень нерадостно.

К восьмерке пан майор вытащил короля. Утер пот, и Пепел понадеялся, что этот жест для отвода глаз, а на самом деле майор полез за спрятанной под фуражкой девяткой. Увы, майор просто утер пот. И зажмурившись, открыл следующую карту. Семерка.

— Девятнадцать. Стал, — не скрывая уверенности в победе, прохрипел пан майор.

И тогда Сергей использовал последний шанс. Спрятав одного валета под даму, он веером разложил на столе карты в надежде, что Крыщук не заметит нехватки одной.

— Восемнадцать! — изобразил Сергей крайнее отчаяние, — Я продул.

Действительно Крыщук не считал выдаваемые Пеплу карты, и не засек, что вместо пяти открыто четыре. Откуда же украинскому капитану знать, что усатый челнок играет против него? Разочарование хохла было вселенских масштабов. С каменным лицом капитан Крыщук молча поднялся с лавки и, волоча негнущиеся ноги, побрел в сторону границы. А покрасневший от счастья, как вареный рак, Хандуш уже ревел в рацию Бонде, чтоб тот волок «Москвич» с наркотой на площадку у родного поста, и чтоб заставу поднимал по тревоге. Чтоб все, как положенно!

— А я? Пан майор, мне же теперь на ту сторону нельзя, — хорошо разыграл панику Сергей, — Меня же теперь хозяева «Москвича»… Да и капитан Крыщук, он же меня сгноит, если попадусь.

Пану майору проигравшийся в пух и прах челнок был не нужен, не нужен был и как свидетель некоторых щекотливых подробностей триумфа, пусть победителей не судят. Пан майор был благодушен и по-своему щедр:

— Надо бы тебя взять за шкирятник, да допросить, откуда владеешь информацией. Спросить, а где хозяева прячутся… Ладно. И так хорошо. Не обижу. Есть у кого пересидеть пару неделек в Словакии?

— Есть, — тяжело вздохнул Сергей.

— Ну, так и мотай туда. И чтоб я тебя здесь через пять минут не видел. И сумку с картами с собой забирай, — накинул от щедрот безнадежно старающийся убрать с пунцовой рожи глупую счастливую улыбку пан майор, — Видишь, до чего они доводят, я через эти карты, похоже, навсегда с приятелем капитаном рассорился. Да и не положена эта зараза на посту!

Пепел без лишних благодарностей подхватил сумку и нырнул во тьму. Отойдя шагов сто, сорвал усы. Через час он выйдет на трассу и поймает попутку. О том, что захватили машину с сушеной червоной рутой, только чуть-чуть приправленной коробком анаши, словацкие погранцы допрут еле-еле к утру. Сергей будет уже далеко, да и вряд ли станет пан Хандуш объявлять тревогу, когда поймет, что остался в дураках. Совершенно лишнее для панов Хандуша и Крыщука, чтобы история разошлась дальше заставы. Не судят только победителей, а паны офицеры обделались по самое некуда.

Мы все добудем, поймем и откроем —

Холодный полюс и свод голубой.

Когда страна быть прикажет героем,

У нас героем становится любой.

Нам песня жить и любить помогает,

Она, как друг, и зовет и ведет.

И тот, кто с песней по жизни шагает,

Тот никогда и нигде не пропадет!

«Марш веселых ребят»

Стихи В. Лебедева-Кумача, музыка И. Дунаевского

13. 43 по курантам на Староместской ратуше.

Пепел добирался до Праги поездами. Граница между Чехией и Словакией, оправдав предположения Пепла, оказалась подобием границы российско-белорусской: границы условной, доброй, пассажирами поездов неощущаемой.

В поезде «Оломоуц-Пардубице» Сергей прошел по вагонам, тщательно выбирая место. Выбрал в вагоне для некурящих напротив холеной белокурой пани возрастом между тридцатью и сорока. Будь ты хоть пани, синьора, фрау или миссис феминистка — если одинока и тоскуешь по мужику, наметанный глаз раскусит это в един момент. Пани напротив оказалась более чем одинокой, пани Бондрчкова оказалась вдовой.

Чехия не Россия, здесь не нужны поезда со спальными полками. Пассажиры ездят сидя. А Пеплу требовалось к следующему дню выглядеть огурцом. Поэтому понадобилась пани и именно не моложе тридцати. То есть успевшая застать преподавание русского языка в школе. Языковых барьеров на пути Сергея еще наберется немеряно, стоит себе облегчить хотя бы начало.

Пепел вряд ли смог бы воспроизвести второй раз историю собственного необузданного сочинения, преподнесенную пани Бондрчковой. Какая-то авантюрная смесь, где фигурировал отец-офицер, усмирявший в шестьдесят восьмом «бархатную революцию», роман отца с танцовщицей из пражского мюзик-холла, приказ отступать домой, через десять лет весточка в гарнизон без обратного адреса, сообщавшая, что у Сергея в Праге есть брат, признание в этом отца на смертном одре, а до того странная любовь отца ко всему чешскому, няня из Моравии, подозрения матери, наконец, нынешняя поездка Пепла в поисках брата. Пепел договаривал свою историю уже в привокзальном купе, где на столе расточал ароматы купленный на площади букет пионов. Кроме того о пани Бондрчковой у Пепла в памяти навсегда или надолго останется: блеск свечей, отраженный в бутылке кминки,[9]скрип накрахмаленных простыней, кнедлики на завтрак и ее прощальная фраза: «Если тебе нужен совет — иди к пану советчику, если тебе нужна любовь — зажги ее сам»…