Крестоносец - Бен Кейн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Лучше нам убраться отсюда, сир, — сказал я.
Ричард посмотрел на сокола, потом на меня и выругался.
— Этой птице здесь не место, — заявил он.
— В Италии, сир, могут быть другие законы. Тот коренастый явно уверен, что вы пытаетесь украсть его имущество. Как и прочие здешние крестьяне.
Мы оба пригнулись, чтобы избежать нового града камней. Один из парней, как я заметил, вооружился пращой. Посланный ею снаряд способен убить.
— Разве можно допустить, чтобы вы погибли здесь, сир, так и не добравшись до Утремера? — сказал я. — Я настаиваю, чтобы мы уехали. Немедля.
Его ярко-синие глаза, способные вселить страх в большинство людей, впились в меня. Усилием воли мне удалось не отвести взгляд.
К моему удивлению, король хмыкнул:
— Ну ладно, Фердия из Кайрлинна. Будь по-твоему.
Камень стукнулся о мои ребра, пока мы бежали к коням. Слава богу, его пустили не из пращи, но все равно было больно — как после укуса шершня. Запрыгнув в седла, мы галопом помчались по улице, поднимая волну в виде рассерженных поселян. Я успел бросить тоскливый взгляд в сторону купленных мною караваев — их пожирали два тощих пса, — и мы унеслись прочь.
Вслед нам летели гневные крики. Я обернулся. Злобная баба потрясала стулом вслед нам и горланила что-то нечленораздельное. Я не удержался и хмыкнул.
— Божьи ноги! — Воздух взорвался от громового хохота Ричарда.
Поток вырвался на волю. Нас охватила веселость, пришлось перевести коней на шаг. Мы смеялись, пока не заболели бока и из глаз не полились слезы. Стоило Ричарду сказать «карга с табуреткой», как я начинал стонать от хохота. А всякий раз, как я вспоминал про хлеб и пожирающих его псов, он заходился в приступе веселья.
Унялись мы, когда деревня давно уже скрылась из виду.
Раз за разом гудели трубы, издавая оглушительный рев, разносившийся далеко над водой. На это и был расчет. После случая с соколом прошло два дня. К югу от Баньяры, где мы с Ричардом присоединились к флоту, части нашей могучей армады заполонили Фаро, этот узкий пролив между Италией и островом Сицилия. Я находился вместе с королем на передовом корабле, самой крупной из галер, узком хищном звере с единственной мачтой и рядом весел. С каждой стороны от нас, на небольшом расстоянии, шло еще по дюжине судов, все ярко раскрашенные, с развешенными вдоль бортов блестящими щитами. Штандарты и вымпелы развевались на каждой мачте. За ними тянулись пузатые дромоны и десятки шмаков — грузовых кораблей.
Снова взревели трубы, передавая королевский приказ. Пенный бурун поднимался из-под носа нашего корабля, когда гребцы налегали на весла, толкая корабль к Мессине. Мы находились совсем близко, и Ричард хотел прибыть со всей пышностью. Было двадцать третье сентября лета Господа нашего 1190-го, мы приближались к первой важной стоянке на нашем пути. Мы ждали Алиенору с Беренгарией и, вероятно, должны были зимовать на Сицилии. Досадно, но ни король, ни кто-либо другой ничего не могли с этим поделать.
— Вот это отличный способ входить в город!
Рис стоял рядом со мной у поручней. Ему не очень-то нравилось плавать по морю, но спокойная погода и величественность процессии привели его в хорошее расположение духа.
Я обернулся, взглянул на наш флот и рассмеялся:
— Воистину так.
— Я слышал, что Филипп прибыл в Мессину только на одном корабле.
— И я это слышал.
— Но он ведь тоже король. Разве ему не нравится выглядеть по-королевски?
— Быть может, он не хотел затмевать Танкреда, только что вступившего на трон, — предположил я, повторив слова, слышанные от де Бетюна.
— Наш государь на этот счет не тревожится.
— Верно.
Мы оглядели сооруженный на носу помост, на котором стоял король. Облаченный с головы до пят в сверкающую кольчугу, с белым крестом на сюрко[9], он держал красный треугольный щит с одиноким анжуйским львом. Золотой обруч стягивал гриву светлых рыжеватых волос. Истинный образец короля-воина.
А еще ему нет дела до того, что подумает Филипп, решил я. Вполне вероятно, что Ричард как раз собирался позлить французского короля, ведь тот был очевидцем нашего пышного входа в порт. Танкред, разумеется, услышит об этом, но он находится в Палермо.
По правде говоря, пышность и торжественность были делом рискованным, и трезвые головы вроде Андре де Шовиньи советовали завершить плавание более скромно. Нет нужды озлоблять Филиппа или местное население. Танкреду уже известно, что войско Ричарда превосходит числом его силы.
— К чему дергать его за усы, сир? — спрашивал де Шовиньи, выражая общую озабоченность.
Король не желал слушать.
Обычно я не осуждал Ричарда, но трудно было спорить с тем, что гордыня на время взяла в нем верх. Оставалось надеяться, что на Сицилии нам не предстоит об этом пожалеть.
Глава 5
Мессина, Сицилия
К наступлению ночи мы разместились в доме Рейнальда де Муэка, знатного ломбардца, как мы называли местных нормандцев. Он пришел на причал, чтобы встретить Ричарда. Его обиталище — просторное здание в пригороде Мессины, с мозаикой во внутреннем дворе, виноградными лозами и журчащими фонтанами, — было побогаче многих английских замков. Поверх стен я видел пальмы и церковь, оказавшуюся мечетью, что еще больше усилило ощущение пребывания в чужой стране.
Пригласив Ричарда гостить сколько пожелает, де Муэк посидел с нами за изысканным ужином и, тонко чувствуя обстановку, удалился. Под конец трапезы подали блюда с заморскими дынями, фигами и гранатами, окруженными засахаренным миндалем и фундуком.
Когда слуги убрали недоеденное лакомство со стола, оно попало к Рису. Будучи сладкоежкой, тот решил, что умер и попал в рай. Мигом набив рот, он накладывал на тарелку до тех пор, пока с нее не посыпалось. Я с любопытством смотрел, как он идет вслед за темнокожими слугами по ведущему в кухню коридору. Странно было видеть сарацин в качестве прислуги, а не врагов, но на Сицилии это было в порядке вещей. Здесь сарацины жили бок о бок с ломбардцами и греками.
Ричард снял кольчугу. Облаченный, как и все мы, в тунику и шоссы, он восседал за столом, перед ним стоял кубок. Король был задумчив, уверенность и радушие сошли с его лица, когда он остался среди своих.
В их числе были я, де Бетюн, де Шовиньи, Фиц-Алдельм и горстка прочих приближенных рыцарей. Гарнье Наблусский,