Брем - Николай Непомнящий

В письме Брем сообщал родителям, что он не собирается пока возвращаться домой.

Из дневника: Быть натуралистом — моя судьба

«Мы получили тут известия о беспорядках во Франции, Германии, Италии. Буду осваивать здесь ремесло натуралиста. Это моя судьба, и я не стану ни кем иным, как естествоиспытателем. Я не хочу домой. Так же как невозможно вывести из дуба ель, так и у рентердорфского пастора может быть только сын-натуралист».

Свои соображения он изложил Мюллеру, которого просил оставить его здесь для сбора коллекций и изучения животных.

В начале июня ситуация прояснилась. Стало понятно, почему так долго не приходили деньги для продолжения экспедиции. Дедушка Мюллера, спонсировавший поездку, неожиданно умер, и барон для урегулирования вопросов наследства срочно возвратился домой.

Когда прибыла остальная часть денег, путешественники стали готовиться к обратной дороге. Генерал-губернатор щедро приказал выдать в полное их распоряжение две небольшие гибкие лодки, которые обычно перевозят лес на север. На них было достаточно свободного места, что также явилось немаловажным фактором при транспортировке животных. Наутро 29 августа подняли парус и 3 сентября были уже в устье Атбары, последнего притока Нила.

В Бербере команда приготовила судно для последнего опасного участка у порогов. Вскоре пустыня уже тянулась бахромой по берегам реки. Брем обязательно хотел увидеть те грандиозные памятники древней культуры, которые на пути в ту сторону он не смог посмотреть. Комплекс пирамид Мероэ давал прекрасную возможность приобщиться к древностям. Построенные из песчаника памятники сильно разрушились[10].

Поселок Абу-Хамед, ворота в Нубийскую пустыню, знаменовал собой начало опасного участка водного пути. Команда умело и решительно преодолела все коварные места.

Храмовые комплексы Напаты, расположенные у подножия священной горы Баркал, оказались полностью разрушенными.[11]

Царские гробницы в целом были похожи на пирамиды области Мероэ, хотя они гораздо меньше, чем пирамиды в Гизе. Например, если длина стороны Великой пирамиды 233 метра, то расположенные на небольшой территории «пирамидки» Мероэ и Напаты имеют длину стороны 10, а высоту всего 20 метров.

После монотонных пустынных берегов нубийское побережье Нила порадовало хоть некоторым разнообразием: появились финиковые пальмы и зеленые поля. Около Эд-Деббы путешественники достигли точки, где в прошлый раз сошли с лодки и двинулись пешком.

В Дондоле путешественники позволили себе несколько выходных, которые были использованы для орнитологической охоты, принесшей большую добычу.

Между тем близился главный рискованный порог в Вади-Хальфе. Европейцам неоднократно говорили об опасностях, которые грозят при преодолении этого участка реки. Однако Брем и Мюллер были непреклонны в своем решении плыть этим путем. Но надо было позаботиться хотя бы о бесценных коллекциях — они ни в коем случае не должны были пропасть. Под присмотром слуги Али Арха коллекции были выгружены на берег. Нубийским же спутникам была предоставлена свобода выбора — и никто из них не решился плыть через пороги. Капитан, старый и опытный речной волк, в последний раз попытался уговорить молодых людей сойти на берег, однако те не внимали никаким мудрым советам.

И вот настал долгожданный, но страшный день 5 октября. Кораблик дрейфовал в направлении скального лабиринта.

Из дневника: Сквозь скальный лабиринт

«5 октября. На закате солнца палуба маленького корабля оживилась. Пришли важные рейсы, люди опытные и бывалые, бодрые и крепкие матросы — и все предлагали нам свою помощь. Лоцман выбрал из них лучших и наиболее крепких. По нашему желанию, пришел наконец и беллаль, наш прежний старый рейс, пришедший помочь молодым людям своими советами. У каждого весла стало по два гребца, а на руле трое лоцманов. На берегу поставили матроса с громадным деревянным молотком, который должен был развязать канат, державший нашу лодку. Он уж был готов.

— Мужи и сыны Нубии, читайте фатха, — скомандовал беллаль. И все присутствовавшие хором громким голосом стали произносить первые строки вечной книги — Корана.

— Помилуй нас, Господи, от беса, окамененного Тобою!

— Во имя Всемилостивейшего!

— Слава и хвала Создателю, Всеблагому, Царствующему в день судный! Тебе послужим, Тебе помолимся, да направишь нас на истинный путь, на путь тех, к которым Ты милостив, а не на тот путь, по которому ходят заблудшие, возбудившие праведный гнев Твой! Аминь!

Тогда Беллаль сказал: «Эшхету ину ла иль лаха иль Аллах!» и все отвечали ему: «By нешхэту ину Мухаммед рассуль Аллах!» И по данному знаку все весла опустились в воду.

Таково было краткое общепонятное богослужение перед началом опасного плавания. Оно являлось вполне достойным здешнего народа. И слова и деяния религии вовсе не пустые формулы для магометанина; для него это глубоко прочувствованные истины. Пока мы все молились, чтобы Бог отвел нас от пути заблуждающихся, они молились в то же время, чтобы Аллах показал им сегодня истинный путь. Молитва этих иноверцев и на нас произвела глубочайшее впечатление: не страх опасности смирил нас, а благоговение к религиозности этого полудикого народа, который не начинает ни одного дела, ни за что не берется, не сказав перед тем: «Во имя Бога Всемилостивейшего!» — именно так, как сотни лет перед тем повелел им Пророк. Религия действительно руководит и управляет всеми действиями благочестивого магометанина, влияет на всю его жизнь.

Невозмутимая река медленно несла нашу барку вниз по течению. Продолжая молиться, нубийцы гребли по направлению к лабиринту утесов, расстилавшемуся перед нами, и вскоре достигли первого порога. С ужасною силой рвались волны через подводные камни, едва скрытые под поверхностью воды; барка трещала и стонала по всем швам; весла бездействовали, и судно, не повинуясь рулю, беспорядочно вертелось в бушующей пене. Волны, перебросившись через борт, окатили нас, и мы каждое мгновение ожидали, что барка развалится. Гул водопада был оглушителен; в этом хаосе звуков невозможно было расслышать никакой команды. Береговые утесы теснились все более и, казалось, хотели совершенно заградить нам путь. Тоскливо вперяли мы глаза в узкое ущелье, видневшееся между высокими черными массами блестящего сиенита.