Солнечный дождь - Алена Бессонова

– Это хорошо, Рисинка, что ты помнишь меня, – услышала принцесса голос матери. – Не плачь, доченька! Когда ты плачешь, плачу и я. Не грусти, Рисинка! Я живу, пока ты не забываешь меня. Я люблю тебя, Рисинка, только не могу обнять. Знай, доченька: когда ветер гладит твои волосы – это я прикасаюсь к тебе. Когда ты спишь, я сижу рядом. Пожалуйста, не плачь больше, Рисинка. Отпусти огромное горе, доченька, пусть останется только светлая печаль.

Музыка стихла. Маруся вытерла слёзы.

– Как тебя зовут, мальчик? – спросила принцесса.

– Людвиг.

– Какое красивое и музыкальное имя.

– Моя мама хотела, чтобы я стал композитором.

– А моя мама хотела, чтобы я стала балериной, – печально сказала принцесса.

– Ты учишься танцевать? – живо спросил Людвиг.

– Я не могу танцевать на сцене, у меня больны ноги, мне нельзя вставать на пуанты, – всхлипнула принцесса и закрыла ладошками лицо.

– А разве танцевать можно только на сцене?! – мальчик подкинул вверх скрипку, и Облако тотчас же приняло её. Смычок сам лёг на струны и заскользил по ним, извлекая из инструмента удивительную музыку. Людвиг протянул обе руки принцессе Марусе, подхватил её и закружил. Их танец был похож на танец двух лепестков яблочного цвета, попавших в водоворот весеннего ветра. Ветер кружил пару по всему парку, вызывая восторг посетителей. Никогда ещё в своей жизни они не видели такого чарующего вальса. Музыка закончилась, Облако плавно вернуло инструмент в руки Людвига.

– Спасибо! – нежно произнесла принцесса Маруся. – И впрямь танцевать можно не только на сцене. Я об этом раньше не думала…. Пожалуйста, приходи завтра в наш замок, сыграй для моего отца. Он хорошо заплатит. Это ему очень нужно!

В глазах девочки стояла такая боль и надежда, что Людвиг не посмел отказать

* * *

– Бабуничка! – взволнованно попросила Василиса – Пусть он не ходит в замок. Король злой и жестокий, он обидит Людвига.

– Он не может отказать принцессе, – огорчённо ответила бабушка. – Он обещал!

– Давай что-нибудь придумаем, чтобы он не пошёл, – ещё оживлённее зашептала Васюшка. – Пусть Король заболеет, у него будет высокая температура, кашель, насморк и икота. Пусть!

– Но он же не может болеть вечно! – улыбнувшись, сказала бабушка. – Когда-нибудь он выздоровеет, и Людвигу придётся выполнить обещание. Послушай, что будет дальше, может, всё обойдётся?

– Ну ладно, – нехотя согласилась Василиса. – Только я зажмурю глаза, а то мне жутковато…

* * *

Со дня гибели Королевы Лизии Король перестал слушать музыку. Он не хотел слышать её без своей Королевы. Но возразить принцессе не смог. Хотя для себя решил: если музыка ему не понравится – он казнит мальчика.

Скрипка запела. Король прикрыл глаза и откинулся на спинку кресла.

– Любимый мой! – услышал Король голос своей жены Лизии. – Ты стал другим человеком, ещё немного, и мы никогда не встретимся. Там, где я, плохих людей не бывает. Они в другом мире. Попасть туда – страшное наказание. Пожалуйста, останься прежним. Твоё сердце спит. Оно почти окаменело. Оно перестаёт быть живым. Пусть оно проснётся. Пусть оно оживёт…

Король очнулся. Он больше не слышал голоса Лизии. Он слышал стук своего сердца.

– Возьмите это, пожалуйста, – Людвиг протянул Королю подушку. – Королева Лизия делала её для Вас. Она оставила в ней свою душу…

– Откуда ты знаешь об этом, мальчик? – изумился Король.

– Мне сказала музыка скрипки.

Впервые за свою недолгую мальчишескую жизнь Людвиг увидел, как плачет взрослый мужчина, безутешно, навзрыд, не скрывая своих слёз. Перед Людвигом плакал не просто Король, а властитель большого королевства, жестокий и неумолимый. Капёнки самодовольства Ятолькоя, злости Фуфу, злорадства Тактебетак навсегда улетали из глаз короля, а вместо них появлялись капёнки сожаления Кактак, капёнки нежности Толькоты, капёнки благодар-ности Спасибо.

Прошло немного времени, и Король стал другим: добрым, нежным и заботливым. Всё жители королевства почувствовали перемену. Король отменил свои жестокие правила. Он оставался строгим, но при этом справедливым. Никто из подданных его королевства больше не таил на Короля обиды. Если он наказывал, то наказание было праведным. Если награждал, то щедро!

Когда принцессе Марусе исполнилось восемнадцать лет, она вышла замуж за Людвига, который к тому времени уже был известным композитором. У них родилась маленькая принцесса, радость дедушки Короля. В её кроватке лежала подушка, сделанная ещё руками бабушки Королевы Лизии. Душа бабушки Лизии, которая до сего времени покоилась в ней, вылетела и превратилась в ангела. Ангел всегда шёл впереди малышки, прикрывал её от бед своим невидимым крылом.

– Ничего не получается! – вскрикнула Василиса и в сердцах стукнула ладошкой по обшивке старенького кожаного дивана. – Не могу я собрать этот пазл!

– У тебя не хватает терпения или пазл очень сложный? – поинтересовалась мама.

– Терпения не хватает, – призналась девочка.

– А диван здесь при чем? – спросила бабушка, которая здесь же рядом с Васюшкой вязала внучке на зиму носки. – Чего ты по нему стучишь?

– Так ему всё равно, он неживой! – раздражённо ответила Василиса.

– Ой, не скажи, – хитро улыбнулась мама.

– Ой, не скажи, – также хитро подмигнула ей бабушка. – Когда твоя мама была такая же маленькая, как ты, произошёл в нашем дворе удивительный случай…

– Расскажешь? – жалобно попросила Васюшка.

– Погладь диван по кожаной спинке, извинись перед стариком, расскажу, – улыбнулась бабушка.

Васюшка выполнила просьбу бабушки, а затем поглубже уселась в уголок кожаного дивана, приготовилась слушать…

* * *

Колька не любил играть на улице с ребятами. Не любил потому, что там не угощали ватрушками. Ватрушками угощали у Кольки на кухне, в его квартире. Угощала его бабушка. Бабушка пекла ватрушки каждый день. Она обожала внука, старалась ему угодить. Ватрушки были большие, с жёлтым сердечком сладкого творога в середине. В творог бабушка клала изюм, курагу и много– много сахара. Сахара было так много, что он иногда вспузыривался, запекался до коричневой карамельки. Карамельная корочка нравилась Кольке больше всего. До завтрака мальчишка съедал четыре ватрушки, ещё две после завтрака. До обеда он тоже съедал две ватрушки, а уж в ужин ватрушки поедались все, что остались от завтрака и обеда. Все, что сегодня пекла бабушка. Больше всего Колька любил есть сидя на диване, перед телевизором. Диван был большой, старинный, с пружинами, обтянутый мягкой рыжей кожей. Если Колька усаживался на диван, то сесть туда уже больше никто не мог. Не потому, что не хотел, а просто не мог. Колька был толстый, очень толстый. Щеки мальчишки лежали на его груди многократными складками. Сам Колька был похож на молодого бегемотика, но мальчишку это не смущало: