Суперсыщик Освальд и банда пакетоголовых - Кристиан Биник

Фффффу!.. Мне становится дурно! Эти две когтистые каракатицы притащили в вагончик молодого кролика. У Нерона в зуба одна половина, у Калигулы вторая. Они устраиваются рядом с моей клеткой и начинают его пожирать. Я с отвращением закрываю глаза. Я хоть и не член Союза вегетарианцев и люблю мясо, но неужели нужно обязательно лопать мертвых животных, которые выглядят как мертвые животные? Я бы в жизни не смог убить кролика — это такие шустрые зверьки, что я бы просто не смог их догнать.

— Чтобы потом слизали всю кровь, понятно? — лает фрау Питцке на своих хвостатых киллеров. — И не смейте приставать к собаке! Если с ней что-нибудь случится, девчонки мне этого не простят и я не получу от них больше ни цента.

Надеюсь, эти головорезы услышали, что им приказала их хозяйка. У меня нет желания закончить свою карьеру в качестве кошачьего корма.

Интересно, сколько времени пройдет, прежде чем Тим сможет заплатить за меня выкуп? Пожалуй, лучше не дожидаться официального освобождения, а попробовать самому выбраться отсюда. Мне нужна идея. Но я слишком расстроен и слишком измотан всеми этими приключениями, чтобы придумать толковый план бегства.

Я тяжело вздыхаю, сворачиваюсь калачиком, трижды зеваю и — передо мной появляется… Сента. Прекрасная далматинка нежно прижимается ко мне и лижет меня в нос. К сожалению, это всего лишь сон…

Проснувшись на следующее утро, я вспоминаю пантеру из одноименного стихотворения Райнера Марии Рильке.

И для нее весь мир сошелся клином

На этих прутьях, притупился взгляд, —

писал мой знаменитый собрат по перу. В настоящий момент я чувствую себя, как эта пантера: со всех сторон прутья решетки. Какое счастье, что мне не надо всю свою жизнь проводить в клетке! Бедные кролики! Им не позавидуешь.

Я изучаю обстановку. Дверь вагончика стоит нараспашку — хозяйка проветривает свой клоповник. Ни Нерона, ни Калигулы не видать. Наверное уже гоняют по лесу свой завтрак. Фрау Питцке сидит за столом и лопает давно засохшую старую булочку. При этом она издает такие звуки, как будто грызет булыжник. Дура несчастная! У нее под задницей — десятки тысяч евро, а она жалеет для себя нормального завтрака!

Собственно говоря, мне должно было бы быть жалко эту чокнутую жадину-говядину. Но мне ее не жалко! Если бы я мог, я бы вонзил свои клыки в ее алчные, загребущие грабли. А потом превратил бы ее сбережения в конфетти.

Мой желудок урчит. Я просто не слушаю его и думаю… сначала о Сенте, потом о своем хозяине. Интересно, Тим скучает по мне? Надеюсь, что скучает! А мой приятель Леонардо? Он, конечно, злится на меня за то, что я вчера вечером смылся без него. И все равно он наверняка расстроился из-за моего исчезновения. Спорим, что он давно уже взял мой след? Эх, жаль только, что этот след простыл у пруда, где я, идиот, добровольно сел в эту переносную каталажку! Пройдоха Леонардо мгновенно раскусил бы этот дешевый трюк с гамбургером и просто удрал.

Интересно, он бы придумал какой-нибудь фокус, чтобы выбраться из клетки? Думаю, еще как! За ним, как говорится, не заржавеет! Этот гном — мастер на такие штуки. До сих пор не могу забыть, как он прикинулся мертвым, а потом заскочил в мою будку…

Хм… Мертвым… Я напряженно думаю. Мертвым… Ну конечно! Вот оно спасение! Как же я сразу до этого не додумался? Однако нужно все провернуть до того, как вернутся Нерон с Калигулой. Давай, Освальд! Покажи этой жалкой комедиантке, что и среди четвероногих бывают прекрасные актеры.

Я валюсь на спину, раскрываю глаза так широко, что зрачки чуть ли не вываливаются наружу, и задерживаю дыхание. И что происходит? Ничего. Фрау Питцке преспокойно ломает себе зубы о свою «булочку» и не обращает на меня никакого внимания. Но я все равно не шевелюсь и не дышу. Пока я действительно чуть не помираю. Не выдержав, я судорожно хватаю воздух ртом.

Смотри-ка! Фрау Питцке, наконец-то, смотрит в мою сторону и удивляется этим астматическим судорогам.

— Ты чего это? — спрашивает она с едва заметной тревогой в голосе.

Мое дыхание становится еще судорожней и постепенно переходит в жуткое хрипение. Я бьюсь в конвульсиях, закатываю глаза и вывешиваю язык. Потом вдруг замираю, умолкаю и неподвижно лежу несколько секунд.

— Что за черт? — удивляется фрау Питцке. — У тебя что, брюхо, что ли, подвело от голода? Или… или ты… того?.. — Она подходит ближе. — Нет! Только не это!

Она возится с дверью клетки. Сейчас откроет — и путь свободен!

— Нет, вы только посмотрите! — визжит она. — Эта шавка сдохла!

Зззарразза! Нерон и Калигула вернулись! Что же теперь будет? Как только я вылезу из клетки, эти две ходячие мясорубки превратят меня собачий фарш. А может, все-таки рискнуть и вступить с ними в бой? Их двое, а я один. Четыре кошачьих лапы против одной собачьей челюсти — разве это справедливо?

«Прояви мужество, Освальд! — шепчет мне мой внутренний голос в левое ухо. — Покажи этим игрушечным тиграм свои клыки!»

«Не будь идиотом, Освальд! — шепчет мне другой мой внутренний голос в правое ухо. — Против этих двух дурдомовцев у тебя нет ни единого шанса!»

Пока мои внутренние голоса спорят между собой, фрау Питцке причитает:

— Что же я теперь скажу девчонкам? Если они поймут, что я заморила их пса голодом, я не получу от них…!

Она вдруг умолкает и начинает хихикать.

— Эй вы, бездельники! Вы уже позавтракали? — спрашивает она своих котов. — Если нет, то я желаю вам приятного аппетита. Скажу девчонкам, что он сам на вас напал.

Чего?.. Она что, собирается скормить меня своим киллерам? О боже! От страха я чуть не написал в шкуру. Но тут вдруг происходит что-то удивительное: за несколько секунд мой страх превращается в ярость, а ярость в отвагу.

К бою, Освальд! Вперед! Я вскакиваю на ноги с оглушительным лаем и протискиваюсь в открытую дверь клетки. Фрау Питцке чуть не падает в обморок. Нерон и Калигула выпадают в осадок при виде ожившего собачьего трупа. До заветного порога вагончика меня отделяет всего лишь метр. Однако уже через миг коты приходят в себя, бросаются на меня и вонзают мне в шкуру свои когти. Я, взвыв от боли, начинаю кусать направо и налево.

Мои грозные челюсти перемалывают все, что в них попадает. Несколько раз мне удается принудить Нерона с Калигулой к отступлению. Но эти злобные вонючки вновь и вновь бросаются в атаку. В конце концов они берут меня в клещи — один вцепляется мне в правую заднюю лапу, другой в левую. От радости они трут свои хвосты друг об друга.

Вот он мой шанс! Вытянув шею до размеров жирафьей я одновременно из всех сил кусаю оба хвоста. Коты в ту же секунду выпускают меня и с жалобным мяуканьем ретируются под стол. Я выскакиваю из вагончика.

— Место! — орет фрау Питцке мне вслед. — К ноге!

Какое место? К какой ноге? Ничего не понимаю. Но раздумывать некогда: я несусь, как ошпаренный, по лесной дорожке, по которой меня вчера привезли к этой старой ведьме. Даже не верится, что у меня до сих пор еще есть лапы и я могу бежать! Похоже, эти прокляты коты здорово меня отделали: все тело болит. Оглянувшись назад, чтобы посмотреть, нет ли погони, я вижу кровавый след, который тянется за мной.