Мегрэ у министра - Жорж Сименон

— А мне что делать? — спросил Жанвье тоном, показывающим, что работа ему противна, но тем не менее он за нее берется.

— Сможешь установить наблюдение за улицей Вано?

— На всю ночь?

— Нет. Часов в одиннадцать я пришлю Торранса сменить тебя.

— Вы предполагаете, что там может что-нибудь произойти?

Мегрэ признался:

— Нет, не предполагаю.

Действительно, никаких предположений у него не было. Вернее, их было столько и они так запутались, что он уже сам не мог в них разобраться.

Ему все время приходилось возвращаться к простейшим фактам, которые можно было проверить.

Единственное, что ему было точно известно: в понедельник днем некий Пикмаль явился в кабинет министра общественных работ. Он должен был обратиться к чиновнику, ведающему приемом посетителей, заполнить карточку. Мегрэ ее не видел, но она должна быть зарегистрирована, и не померещился же Пуану этот визит!

По крайней мере два человека, которые находились в соседних кабинетах, имели возможность услышать разговор — мадемуазель Бланш и Жак Флери.

Политическая полиция тоже подумала об этом, раз допросила консьержек домов, где живут эти двое.

Но действительно ли Пикмаль вручил Пуану отчет Калама?

Мегрэ казалось неправдоподобным, чтобы министр разыграл комедию: помимо всего, это не имело никакого смысла.

Пуан отправился на бульвар Пастера. Там он спрятал документ в бюро. Этому комиссар тоже, безусловно, верил.

Итак, человек, который на другой день явился к мадемуазель Бланш и рылся в ее квартире, точно не знал, где именно находится отчет.

А днем документ исчез.

В среду утром исчез и Пикмаль.

В этот же день газета Жозефа Маскулена впервые заговорила об отчете Калама и громогласно спрашивала, кто скрывает этот документ.

Мегрэ стал рассуждать вслух, говоря тихо, как бы для самого себя:

— Одно из двух: доклад выкрали, либо чтобы уничтожить, либо чтобы использовать в своих интересах. До сих пор никто, по-видимому, им не воспользовался.

Люка и Жанвье слушали, не перебивая.

— Если только…

Мегрэ отхлебнул из стакана, вытер губы.

— Все это кажется очень запутанным, но в политике редко что бывает простым. Ясно одно: в уничтожении документа заинтересован один или несколько человек, скомпрометировавших себя клерфонским делом. И если станет известно, что документ исчез через несколько часов после того, как был найден, все подозрения автоматически падут на них.

— Мне кажется, я понимаю, — пробормотал Жанвье.

— По меньшей мере десятка три политических деятелей, не считая самого Нику, рискуют быть замешанными в грандиозном скандале, если не хуже. И если удастся перенести подозрения на кого-то одного, состряпать против него улики и подставить под удар — это будет идеальный козел отпущения. Да, Огюст Пуан беззащитен.

Оба помощника удивленно смотрели на Мегрэ. Он совершенно забыл, что они не знают дела во всем объеме. Но оно уже вышло из той стадии, когда можно было иметь от них секреты.

— Он в списке приглашенных в Самуа, — продолжал Мегрэ. — Его дочь получила от Нику в подарок золотую авторучку.

— Вы встречались с министром?

Мегрэ кивнул.

— И это он…

Люка не закончил вопроса, но Мегрэ понял. Инспектор хотел спросить: «Это он просил вас помочь?»

Неловкость, угнетавшая всех троих, наконец рассеялась.

— Он. Думаю, сейчас уже всем все известно.

— Значит, больше не нужно таиться?

— Во всяком случае, не от Сюртэ.

Они посидели еще минут пятнадцать. Мегрэ поднялся первым, пожелал всем спокойной ночи и на всякий случай заглянул к себе в кабинет. Ничего нового не было. Ни Пуан, ни другие, причастные к клерфонскому делу, не звонили.

За ужином мадам Мегрэ по выражению лица мужа поняла, что лучше ни о чем не спрашивать. Мегрэ провел вечер за чтением журнала Интерпола и в десять лег в постель.

— У тебя много работы?

Они уже почти заснули. Мадам Мегрэ долго не решалась задать этот вопрос.

— Не много, но очень противная.

Раза два он чуть было не снял трубку, чтобы позвонить Огюсту Пуану. Мегрэ не думал, что скажет ему, — просто хотелось поговорить.

Встал Мегрэ в восемь. За окном был слабый туман, он льнул к стеклам и как бы приглушал уличный шум. Комиссар пошел к автобусной остановке на углу бульвара Ришар-Ленуар, но у газетного киоска остановился.

Бомба взорвалась. Газеты больше не задавали вопросов. Их заголовки кричали:

«КЛЕРФОНСКОЕ ДЕЛО!

Исчезновение Жюля Пикмаля, нашедшего отчет Калама. Отчет, переданный представителю правительства, также исчез».

Мегрэ вскочил на площадку автобуса, держа газеты под мышкой, но прочесть их решил, когда доберется до набережной Орфевр.

Проходя по коридору, он услышал телефонный звонок у себя в кабинете, открыл дверь, схватил трубку.

— Комиссар Мегрэ? — спросил телефонист. — Вам уже три раза звонили из министерства общественных работ. Просили передать…

Мегрэ еще не успел снять шляпу и пальто, чуть влажные от тумана.

Голос, звучавший в трубке, принадлежал человеку, который провел бессонную ночь да к тому же почти не спал предыдущие и уже не пытается выбирать слова, поскольку перешагнул ту грань, когда его заботит, какое он производит впечатление на окружающих. Для мужчины такой вот тусклый тембр, отсутствие интонаций, энергичности означают примерно то же, что для женщины рыдать без патетики, широко открывая рот, не думая о том, что от этого она становится некрасивой.

— Мегрэ, вы не могли бы сейчас же прийти ко мне? При нынешнем положении дел — если это вас не смущает — вам нет никакого смысла избегать бульвара Сен-Жермен. Но предупреждаю: моя приемная полна репортеров и звонят беспрерывно. Я обещал устроить пресс-конференцию в одиннадцать часов.

Мегрэ посмотрел на часы.

— Я иду.

В дверь постучали. «Малыш» Лапуэнт вошел, когда Мегрэ, нахмурив лоб, еще держал в руке трубку.

— Хочешь мне что-нибудь сообщить?

— Да. Есть новости.

— Важные?

— Мне кажется.

— Надень шляпу и пойдем со мной. Расскажешь по дороге.

Остановившись на минутку около дежурного, Мегрэ попросил его предупредить шефа, что не будет на утреннем совещании. Затем направился к одному из маленьких черных полицейских автомобилей.