На Пришибских высотах алая роса - Лиана Мусатова

– Сегодня приходил полицейский и спрашивал, кто живет в этом доме. Я сказала, что хозяйка эвакуировалась, но осталась ее племянница. Он предупредил, что если ты не придешь на биржу, тебя заберут силой и угонят в Германию.

Не ожидая утра, Катя собрала побольше еды и ушла в балку. Теперь ей придется жить там, пока где-нибудь в округе не появится лагерь. Она пекла на костре картошку и свеклу, как это они делали в студенческих походах, и даже варила суп из крупы, и кашу. Она бродила по лесопосадке, подходя к ее краю, и изучала местность. Там, где городок примыкал к полям совхоза, в здании бывшей свинофермы, немцы организовали лагерь. Большой участок земли вокруг фермы, они обнесли колючей проволокой и согнали туда пленных. Это было то, что нужно Кате. Она ночью вернулась домой, помылась, привела себя в порядок и утром отправилась в контору лагеря.

По дороге думала о том, что сейчас она сама идет во вражье логово и глаза в глаза встретится с врагом. Сможет ли она скрыть ненависть, которую питает к ним? После гибели отца она рвалась на фронт, рвалась, чтобы убивать. Там не надо было скрывать свою ненависть. А сейчас она идет не убивать, она идет к ним «наниматься на работу, чтобы заработать кусок хлеба».

Молодой голубоглазый офицер встретил ее доброжелательно, что ей было очень удивительно: как, вообще, враги могут проявлять друг к другу доброжелательность. Она растерялась, но тут же одернула себя: «Не забывай, ты не враг, ты пришла к ним работать, как союзник». Она заставила себя улыбнуться. Офицер ответил ей улыбкой, и почти на чистом русском спросил:

– Кем вы хотите работать?

– У меня неоконченное высшее медицинское образование. Я бы хотела медсестрой, но пойду на любую работу.

– Ваши документы.

Катя протянула паспорт. И тут доброжелательная улыбка офицера сменилась на лукавую:

– Вы не Катя и паспорт этот не ваш!

«Что он увидел такого в моем паспорте, что заподозрил меня в обмане?» – спрашивала себя Катя, но никак не могла понять. У нее потемнело в глазах, и земля ушла из-под ног. Чтобы не упасть, она ухватилась за спинку стула и в этот момент, услышала скрип открывающейся двери. Офицер быстро спрятал ее паспорт во внутренний карман кителя, а ей официально и даже почти грубо крикнул:

– Подождите меня во дворе.

Она вышла еще, не понимая, что произошло, но, чувствуя, что попала под подозрение, а ведь она еще ничего не сделала. Ее не проверяли, никто не спрашивал, откуда она и почему хочет работать в лагере, как она, уроженка Изюма, попала в этот город. Что он знает такого, чего не знает она о своем паспорте? Что он увидел в нем, что сразу понял, что это не ее паспорт? Ей стало страшно, но она прогоняла страх, убеждая себя, что нет причины бояться. Она ничего еще не сделала такого, за что немцы могли бы ее наказать. Но страх противно заползал под кожу, порождая мелкую дрожь, которая время от времени пронизывала тело. «Так ведут себя виноватые, – упрекала она себя в слабоволии, – ты ни в чем не виновата… ты ни в чем не виновата… возьми себя в руки и перестань дрожать». Она вспомнила слова майора Травкина: «Не бережете вы себя совсем там, за линией фронта. Что-то вы там не учитываете, раз проваливаетесь. Не для того мы вас тут так старательно готовим, чтобы немцы в вас сразу распознавали разведчиц!» Это он говорил к тому, что ушедшие в тыл две девушки, не вернулись в положенный срок, а это значило провал.

Она сидела уже больше часа на пеньке срубленного дерева, а немец все не выходил. Наконец-то, он показался в двери и направился к Кате. Она поднялась, пряча руки за спину, чтобы они не выдали ее. Она так и не смогла побороть страх, и руки предательски дрожали. «Вот и все, разведчица ты хреновая! Тебя учили, как стрелять, взрывать, а как бороться с собственным страхом тебя не учили. И что ты ему сейчас скажешь, если он заметит дрожь. Чего ты испугалась? Ведь тебя никто не пугал?!» Она попробовала улыбнуться, но это движение было пародией на то, что хотела она изобразить. И это видел начальник лагеря. Ему стало жалко девушку. Подай она свой паспорт кому-то другому, ее бы уже сейчас пытали. Она боится и знает, чего боится.

– Катя, мне жалко вас. Я удивляюсь тупости ваших учителей и их не профессионализму.

Сколько вам лет? Судя по этому документу – двадцать. Паспорт вы получаете – в шестнадцать. Он у вас уже четыре года. За эти годы вы не один раз показывали его в разных инстанциях, не один человек его должен был брать в руки, проверяя ваши данные, а он выглядит, как только что вышедший из типографии. И на этом «сгорают» все ваши разведчики.

Он видел, как, слушая его, белеет лицо девушки, и ему показалось, что она вот-вот потеряет сознание. Он поспешил ее успокоить.

– Благодарите Бога, что вы показали его мне. Успокойтесь. Я вас не выдам. Я до войны учился в Москве. У меня много там друзей, и я не хочу воевать против них, против Советского Союза. Но я гражданин Германии и я призван на войну, и, как солдат, должен быть в армии. Я сейчас вам отдам ваш паспорт, вы основательно его потрите грязными руками, прежде чем будете показывать впредь. Если не передумали здесь работать, приходите ко мне завтра… с грязным паспортом, – и он протянул Кате злосчастную паспортину, которая чуть не стала причиной ее гибели.

Она вытащила из-за спины руку и протянула за документом. Рука все еще дрожала, так как она не могла отойти от пережитого потрясения. Оказывается все так просто – провал им готовили еще в органах и не надо иметь семь пядей во лбу, чтобы перехитрить врага, и не надо иметь смекалки и мужества, воли к победе и стойкости к переносимым лишениям, надо всего лишь показать врагу свой паспорт. Непостижимо! Как все просто! Она не помнила, как вышла за ворота лагеря, как оказалась в балке. Только там, в безопасном месте у нее подкосились ноги, и она рухнула на траву. Она даже плакать не могла. До темноты лежала, уткнувшись в траву лицом. Что это было? Провал или волшебное освобождение? Что надо этому зондерфюреру Гелену? Отпустил он ее или будет преследовать? А, может быть, он собирается ее перевербовать? Вопросы метались в воспаленном мозгу, больно пронзая его, словно раскаленными иголками, пытаясь получить у него ответы, но ответов не было. Она не знала ни одного ответа. Что ей делать дальше? Как поступить? Вернуться и признаться в провале? Нет, только не это, это смерти подобно, лучше умереть в их застенках. Придти завтра к Гелену, как он предложил? Не отступать и идти по уже намеченному пути? Мысли путались, ничего определенного она не могла решить, и лежала обессиленная, как высосанная пустышка. Ноги и руки не слушались ее, и не было сил пошевелить ими, а ведь ей надо испачкать этот злосчастный паспорт и все остальные бумажки, которыми ее снабдил майор. Знал бы он, на чем горят наши разведчицы. А ведь его надо предупредить, вдруг мелькнула одна из полезных мыслей. Эта мысль была определенной, конструктивной и призывала к действию. Надо идти на конспиративную квартиру, и все рассказать. И надо это сделать, как можно быстрее, может быть, сейчас, кого ни будь, отправляют в тыл с таким документом. Откуда взялись и силы. Катя немного испачкала руки об землю и потерла свой паспорт, чтобы сделать страницы не такими яркими и сияющими. Как только они немного потускнели, она отправилась в путь.