Сорванные цветы - Наталия Левитина

Еще одна тема не давала покоя раздраженному уму Дениса Сергеевича Мирославского: Оксана. Оксана обворожила его, изумила, завертела в водовороте наслаждений. И стала надоедать. Он рассчитывал на скоротечную, полуделовую связь, когда два человека демонстрируют друг другу, на что способны, а потом расстаются хорошими друзьями, веселые и удовлетворенные. Она, видимо, основательно в него влюбилась. Вцепилась мертвой хваткой в могучее, холеное тело Дениса Сергеевича и не собирается отпускать. Интрижка начинала тяготить – таинственные встречи в дурацкой однокомнатной квартире на восьмом этаже становились все более и более опасными. С ним уже стала здороваться шайка околоподъездных старушек. Как она воспримет предложение расстаться? Денис Сергеевич не выносил женских истерик.

– Катя, осторожнее! Это не наша машина! – в ужасе кричал Александр.

Катя неслась по автодрому на «БМВ», игнорируя препятствия, повороты и ограждения. Саша покрылся красными нервными пятнами, и имелась тенденция, что к концу занятия они станут спутниками его физиономии на всю оставшуюся жизнь.

Вождение автомобиля оказалось чрезвычайно увлекательным занятием. Катя с восторгом вцепилась в руль, давила на педали и издевалась над коробкой передач. Когда на очередном смертельном вираже Саша попытался вырвать у нее руль, она нечаянно поставила ему синяк на скулу. Но автомобиль упорно ехал не туда, куда хотела Катерина. Он или полз ушибленной гусеницей, или разгонялся до космической скорости. И стоило огромных совместных усилий заставить машину войти в поворот, а не запрыгивать на бетонный забор автодрома.

«Ничего, – думала Катя после первого занятия. – Я справлюсь, я феноменально упорная. Через месяц тренировки буду водить не хуже Саши». Саша лежал на сиденье в полубессознательном состоянии. Кажется, он погорячился, пообещав Катерине научить ее вождению...

– Кофе? Чай? – Маленькая стюардесса-японка склонилась над Максом Шнайдером. Он выбрал зеленый чай.

Заключительный перелет из Токио в Москву, а оттуда снова на «Ане» в Краснотрубинск на инвестиционный конкурс. Сейчас Шнайдер сидел в первом классе «Боинга», где в ручку кресла каждого пассажира был вмонтирован персональный телевизор, а на ужин подавали блюда, достойные венских ресторанов. Разделавшись с краснотрубинским промышленным комплексом, Макс Шнайдер устроит себе великолепные каникулы в Швейцарии – это будет хорошим вознаграждением усердному труженику. Он провернул громадное количество операций, прежде чем удалось с помощью русского посредника выйти на Мирославского и обеспечить его поддержку. Россия – чрезвычайно не приспособленная для нормальной жизни страна, и она надолго останется такой, пока не будет искоренена продажность чиновников, думал Макс Шнайдер. Хотя для него коррумпированность руководителей упрощала схему действий. И в других странах взяточничество процветало, но там было сложнее, так как над чиновником всегда висел дамоклов меч сурового закона. А в России ответственные господа резвились на зеленых лужайках безнаказанности и весело, непринужденно кормились прямо с щедрой руки Макса Шнайдера.

Мирославский захотел получить полмиллиона долларов на свой швейцарский счет, виллу в Испании и красивый живой сувенир. И он получил желаемое. Хотя даже беглое ознакомление с бизнес-планом, представленным на инвестиционный конкурс японской «Юмата хром корпорейшн», позволяло осведомленному человеку без труда обнаружить завуалированное желание японцев настырной пиявкой присосаться к уникальному хромовому руднику и с помощью изощренной техники и фантастического трудолюбия вскоре обесточить его.

Макс Шнайдер ощущал себя гражданином Европы. Но если бы подобную сделку ему предложили провернуть в отношении Германии – он безоговорочно отказался бы. За верхним слоем расчетливости и жестокости, когда разговор шел о бизнесе, контрактах, выгоде, в господине Шнайдере всегда скрывалось чувство собственнической любви к фатерлянду. Он даже никогда не бросал за окно автомобиля бумажки от ментоловых пастилок, проезжая по шикарному германскому автобану, тогда как на территории Польши или Югославии делал это не стесняясь.

Русским чиновникам чувство признательности к Родине, видно, было абсолютно незнакомо. Они относились к мамаше-России как к дойной корове. И если телевизионного патриота Мирославского не беспокоила судьба города Краснотрубинска, который усилиями настойчивых японцев через десяток лет превратится в заброшенную деревушку, то почему это должно волновать Макса Шнайдера?

– Оксаночка, что случилось? – Встревоженная Катя ходила вокруг кровати, на которой, обливаясь потоками дымящихся слез, лежала несчастная Оксана.

Оксана издавала звуки, свидетельствующие, что она пребывает в состоянии крайнего отчаяния вперемешку с яростью и растерянностью, но о подробностях можно было только догадываться. Кате пришлось влить в нее два стакана воды с валерьянкой, прежде чем зареванная красавица сумела связно изложить причину своих страданий:

– Представляешь, он мне позвонил... И сказал, что наша связь благополучно завершилась. Связь! А я-то считала, что у нас любовь, а для него это было просто очередной интрижкой. У-у-у... Что мне теперь делать?!

– И ты его теперь ненавидишь, после такого признания? – предположила Катерина.

– Да нет же! Я его люблю еще сильнее! Обожаю! – крикнула Оксана.

– Но ведь он-то не любит!

– Но я люблю! Ну как же ты, Катя, не понимаешь?

Катя действительно не понимала. Любить человека, который использовал тебя как резиновую куклу из секс-шопа (Катюша уже ознакомилась и с такими достопримечательностями столицы) и потом бросил? Возмутительно! Да надо взять в руки гранатомет и разнести все его министерство!

– Нет, ты представляешь, даже не захотел увидеться со мной, сказал все это по телефону! Почему он даже не захотел встретиться?!

– Может быть, он именно этого и опасался?

– Чего?

– Что ты будешь плакать, а потом избавишь его от новой челюсти и остатков волос.

Оксана почему-то перестала плакать и заинтересовалась:

– Почему ты сказала «новой челюсти»?

– Ну, когда его показывают по телевизору, у него настолько ослепительная улыбка, что не могут это быть настоящие зубы. Наверное, вставил себе обе челюсти где-нибудь в Америке.

Оксана устремила напряженный взгляд в потолок, вспоминая.

– Действительно, у него чудесные зубы... Точно...

– Обворожительный оскал. Так, значит, у него нет ни одного собственного зуба?

– В пятьдесят лет очень трудно сохранить улыбку, которой можно было бы сверкать с телеэкрана, если ты не заяц-долгожитель-поклонник-сырой-морковки, – рассудительно заметила Катя.

– В пятьдесят лет? Он сказал мне, что ему сорок два. Я думала... Ему, как и Олегу, сорок два!

– Да нет же, Ксюша, я в какой-то газете читала его биографию. В «Аргументах...»

– Подлец! Он, оказывается, еще и беззубый старикашка! Изображал из себя мужчину в расцвете сил.