Чтоб человек не вымер на земле… - Сергей Владимирович Киреев

по мелочёвке,

Кликуха, погоняло — Фаберже.

Ушастому перечить он не смеет,

Не те силёнки, да и староват,

Но яйца Фаберже сбывать умеет,

И их же он умеет воровать!

Отсюда и кликуха. Как-то так вот».

Нас даже смех сначала разобрал:

«Ты долго думал, Коль, скажи нам правду,

Откуда ты вообще всё это взял?»

«Ну, можете считать, мне сон приснился,

Когда я образумился тогда

И перед меченосцем извинился,

Вот тут моих раздумий череда

И бесконечных версий вереница

Преобразились в замкнутый овал.

Вот так же Менделееву таблица

Пришла на ум, когда он крепко спал.

Поэтому и вспомнил про него я,

У нас с ним в чём-то схожие пути.

Он, кстати, мог, с его-то головою,

На службу к нам, в милицию пойти!»

Вернёмся к нашей теме. Шмаков Коля

До нас простую истину донёс:

«Недолго им гулять ещё на воле –

Таков мой вывод, он же и прогноз.

Про них, что карты путают, петляют,

Вчера шепнул мне местный дурачок,

Они зачем-то груз переправляют

Из Лихославля в Вышний Волочёк.

Есть даже кое-что на фотоснимках,

Но это далеко, поди проверь,

А рядом, здесь, у нас под носом, в Химках

Сработать можно чисто, без потерь –

Поездить, глянуть и не засветиться,

Какой везут товар, чего, куда,

По виду — вроде как игра «Зарница»,

Такая же примерно лабуда

В глазах большого высшего начальства».

А у Клеща вопросов вроде нет:

«Тут элемент здорового нахальства, –

Он нам сказал, — даю зелёный свет!»

Мы выслушали Колю с интересом.

«Короткая атака — вот наш путь! –

Витюха нам сказал, — чем жить под прессом,

Самим бы кой-кого уж прессануть!»

Чтоб нам злодеев этих взять на мушку,

Незримые сомкнуть свои тиски,

Серьёзную заказывать наружку

В центральном аппарате не с руки.

Они глазищи выкатят, как блюдца,

С такой фактурой лезть — напрасный труд.

Они над нами только посмеются

И никакой наружки не дадут.

Рвануть уже со старта прямо к цели

Наш конь хромой, но верный, был готов –

«Шестёрка», «Жигули» шестой модели,

В то время лучший транспорт для ментов –

Конечно же, когда он не в ремонте,

А минимально как-то на ходу.

Тут, сколько вы мне в уши ни трезвоньте,

Что все мы жили в дружбе и в ладу

Друг с другом в нашем славном СССРе,

Я лишь в ответ на это рассмеюсь,

Там средь людей такие были звери,

Что и сейчас, бывает, я молюсь –

Что Бог меня хранил, что я над теми,

Кого за шкирку органы трясут,

Кто нас в быту обслуживал в то время,

Ни разу не устроил самосуд.

Они там, суки, прибыль свою косят,

В делах, в работе — полные нули! –

Мы сами «Жигулёнок» свой на тросе

Из сервиса в тот раз приволокли

И до ума полгода доводили,

Зато теперь у нас машина — зверь!

В неё ребята лихо заскочили,

Эх, нет коня красивей и резвей!

Ну что? Погнали! В дальнюю дорогу!

Вперёд, и с песней! Мы с таким конём

Куда-нибудь да вырулим, ей-Богу,

Чего-нибудь в итоге, да найдём!

Витюха за рулём — ковбой, красавец,

И рядом, всё на свете позабыв,

Мизинцем кобуры едва касаясь,

Удав — спокоен, собран, молчалив.

И перед ними встал на тротуаре,

Как камень поперёк речной струи,

Наш Вовка, участковый, резкий парень,

Он обходил владения свои.

Он оттоптался там, как слон в саванне,

И он к ребятам вовремя поспел:

«Хочу на дело, братцы! Можно с вами?

Мне околоток мой осточертел!»

Весёлое чего-то пробибикав,

Витюха сбавил ход на вираже:

«Аншлаг! Везде свои! Ну, ты смотри-ка!

Чего стоишь? Запрыгивай уже!»

Мотор чихал, как жжёный мокрый хворост,

Но понемногу всё же тарахтел,

Витюха наш врубил такую скорость,

Что он уже не ехал, а летел!

Река. Простор. Закат, как алый парус,

Да вон уже и Химки вдалеке.

Окраина, заборы. Вот и адрес,

Тот, что у Кольки выскочил в башке.

И листья, как цыплята, врассыпную

Скакали по асфальту на ветру,

Удав мурлыкал песню озорную,

Под курткой поправляя кобуру.

И, по уши погрязнув в море пыли,

Замызганный унылый серый дом,

К которому они и подкатили,

Затопленным казался кораблём.

Возможно, здесь когда-то пели пташки

И что-нибудь красивое цвело

Вокруг убитой этой трёхэтажки,

С тех пор воды немало утекло.

Как будто на линялой гимнастёрке,

Что никаким дождём не отстирать,

На небе облака, как пятна хлорки,

В одну сливались мутную печать.

А стёкла в окнах — пепельного цвета.

Загробный мир. Трясина. Яма. Дно.

Обычная окраина вообще-то,

У нас таких в Москве полным-полно.

Тогда и время нечего транжирить,

Да и признать уж всем до одного

Тот факт, что мы живём в загробном мире.

Нам никуда не деться от него:

Какая-то унылая синица

Свой корм клюёт с расколотого пня,

Да вон ещё, в бурьяне копошится

В двух метрах от помойки алкашня.

Они, вздыхая тяжко и угрюмо,

Лежат себе вповалку вроде дров.

«А, может быть, — Витёк ещё подумал,

И не было, и нет иных миров? –

Мы призраки, мы чьи-то сновиденья –

Выходит, что ли, так? и мы мертвы?

И наша плоть незримой стала тенью,

Ходячим бредом чьей-то головы?

Да кто вообще он? Дьявол, чёрт с рогами?

Такое может сниться лишь чертям –

То, что творится в этом мире с нами,

Но мы живём назло любым смертям!

Эх, был бы я смелее и речистей,

Я всё б ему сказал наедине!

Да рожу бы ещё ему начистил –

Тому, который видит нас во сне!

И, может быть, сейчас уже, сегодня

Нам ничего другого не дано,

И мы не где-то возле преисподней,

А в ней самой живём уже давно?

Как будто в лоб нам дали колотушкой,

И мы туда скатились кувырком?» –

Такая у Витюхи под макушкой

Мыслишка промелькнула мотыльком.

Ну, это так он, просто для разрядки

Слегка пофилософствовать решил,

А сам вообще-то в полном был порядке,

Любого бы на месте сокрушил,

Притом, что сам не бык он и не бездарь,

Чтоб в морду оппонента сразу бить.

Вон, «Жигули», «восьмёрка», у подъезда,

За ней и надо издали следить.

В салоне было тесно, но уютно,

Ребята в карты резались, в «буру»,

В «девятку», в «дурака»,