Большая книга общения с ребенком - Юлия Гиппенрейтер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я провожу настоящую агиткампанию за равноправие квадрата среди всех прямоугольников. Постепенно моя пропаганда начинает действовать. Мы еще раз подводим итог:
– Сколько у нас квадратов? – Один.
– А прямоугольников? – Два.
– А четырехугольников? – Три.
Казалось бы, все хорошо. И я задаю последний вопрос:
– А чего вообще на свете больше – квадратов или четырехугольников?
– Квадратов! – дружно и без тени сомнения отвечают дети.
– Потому что их легче вырезать, – объясняет Дима.
– Потому что их много в домах, на крыше, на трубе, – объясняет Женя.
Подчеркнем, на этом папа остановился, он не стал объяснять, как правильно, и чего-то еще доказывать! Зато он далее пишет.
«Такова завязка этой истории. А развязка произошла через полтора года, без всякой подготовки и даже без всякого внешнего повода.
Летом на прогулке в лесу Дима неожиданно сказал мне:
– Папа, помнишь, ты давал нам задачу про квадраты и четырехугольники – чего больше? Так мне кажется, мы тогда тебе неправильно ответили. На самом деле больше четырехугольников. И дальше довольно толково объяснил, почему».
Заметим, полтора года мальчик не только помнил разговор, но и думал, сопоставлял, прояснял для себя. Это обычное для детей скрытое обучение, точнее, самообучение. Уникальность ситуации в том, что удалось заметить, сколько времени оно происходило. Вместе с автором книги поражаешься этому факту: как долго и как глубоко может идти скрытый процесс размышления ребенка над вопросом, которым его озадачили, но оставили в покое, не поясняя, не назидая, не натаскивая на правильный ответ. «С тех пор, – пишет А. Звонкин, – я исповедую принцип: вопросы важнее ответов». Он абсолютно прав.
Не стремитесь скорее объяснить, как надо, – вопрос важнее ответа!
Надо сказать, этот фундаментальный факт совершенно не учитывается школьным обучением. Узнать и запомнить считается гораздо более важным, чем подумать над вопросом!
Очень хочется присоединиться к замечанию того же автора в адрес горе-энтузиастов раннего обучения малышей, которые зачастую пытаются «втащить ребенка за шиворот на следующую ступеньку лестницы развития», по существу, не понимая, как происходит настоящие обучение.
«Важно увлечь ребенка содержательной задачей и в то же время деликатно отнестись к той «ступеньке», на которой тот в данный момент находится».
Это – еще один пример из книги А. Звонкина.
«Мой сын и его друг Петя вспоминали, как они недавно ходили в зоопарк, и как им показывали обезьян. Я вмешался в их разговор и сказал, что это не им показывали обезьян, а их показывали обезьянам. Такая инсинуация с моей стороны не могла не вызвать решительный протест, но они не сразу нашли, что ей противопоставить.
– Мы на них смотрели.
Такой аргумент разбить легче легкого:
– Ну и подумаешь, смотрели! Они тоже на вас смотрели.
Второй аргумент был гораздо серьезнее:
– Мы можем ходить, где хотим, а обезьяны не могут. Они в клетке сидят.
Но я и на это нашел, что возразить.
– Нет, вы ходите не где хотите. Например, вам нельзя ходить внутри клетки. А обезьянам нельзя снаружи. Просто есть решетка, и обезьяны ходят, где хотят, с одной стороны решетки, а вы – с другой.
Так мы еще спорили некоторое время…»
Очень впечатляет рассказ о своем детстве Ричарда Фейнмана, знаменитого американского физика, одного из крупнейших ученых ХХ века. Р. Фейнман стал не только выдающимся ученым, но и не менее выдающимся педагогом – по знаменитым «Фейнмановским лекциям» учились и учатся поколения физиков во всем мире.
А умению исследовать, думать и учить других Фейнман, по его собственному признанию, научился у отца. Его отец торговал рабочей одеждой, однако обладал живым умом и тонким пониманием ребенка. Он много гулял с сыном и во время прогулок неспешно беседовал с ним. Приведу рассказ самого Р. Фейнмана:
«Видишь ту птицу? – говорит отец. – Смотри, птица постоянно копается в своих перышках… Как ты думаешь, почему птицы копаются в своих перьях?»
Я сказал: «Ну, может быть, во время полета их перья пачкаются, поэтому они копошатся в них, чтобы привести их в порядок».
«Хорошо, – говорит он. – Если бы это было так, то они должны были бы долго копошиться в своих перьях сразу после того, как полетают. А после того, как они какое-то время провели на земле, они уже не стали бы столько копаться в своих перьях – понимаешь, о чем я?»
«Угу».
Он говорит: «Давай посмотрим, копошатся ли они в своих перьях больше сразу после того, как сядут на землю?».
Увидеть это было несложно: между птицами, которые бродили по земле в течение некоторого времени, и теми, которые только что приземлились, особой разницы не было. Тогда я сказал: «Я сдаюсь. Почему птица копается в своих перьях?»
И снова – вопрос без ответа!
Выше приведен лишь один из многочисленных примеров проникновенных бесед, которые вел отец с маленьким Ричардом. Были в них и обсуждения размеров динозавров («Я испытывал настоящий восторг и жуткий интерес, когда думал, что существовали животные такой величины, и что все они вымерли, и никто не знает почему»); и поиск причины, почему шарик в кузове грузовичка катится к задней стенке при движении грузовичка вперед; и рассматривание следа, оставляемого личинкой мухи на листе дерева.
В беседах было не только узнавание нового, но и переживание вместе. Отец был внимателен ко всему, что происходило в душе сына – как тот наблюдал, думал, искал ответы. Одновременно он заражал его собственным духом интереса и пытливого отношения к окружающему, духом и вкусом исследователя.
Можно сказать, что в целом отцу Фейнмана удавалось создавать особую атмосферу общения, в которой было тонкое понимание ребенка, уважение к его размышлениям, и в то же время, состояние очарованности вдвоем. Ричард пишет: