Опасная охота - Валерий Еремеев

— Почему у вас с ним разрушились отношения?

— Вот поэтому и не сложились. Он был одержим, не знал, куда девать лишний адреналин, ему всегда нужно было какое-то разнообразие. Что-то, чтобы его подстегивало. Со мной ему стало просто скучно. Естественно, он стал изменять мне направо и налево. Поначалу, как водиться, скрывал это, а потом и вовсе стал в открытую водить своих шлюх к нам домой, когда меня там не было. Я устраивала ему скандалы, но это ни капли не помогало. Потом решила, что причина во мне. Я стала следить за собой. Каждую неделю делала новую прическу, занималась аэробикой, накупила кучу книг о культуре сексуальных отношений, но все напрасно — для него я уже была отработанным материалом.

— Почему вы не оформили развод официально?

— Юра сам не захотел. Он говорил, что любит меня, но не может жить по-другому, что это как болезнь, он ничего не может с собой поделать. Правда, он сказал, что если я встречу другого человека и захочу заново устроить свою жизнь, он даст мне развод по первому моему требованию.

— Он материально помогает вам?

— Более чем. Мы ни в чем не нуждаемся. Знаете, когда наступил окончательный разрыв, он ведь оставил все мне, а сам ушел, как говориться, с одной зубной щеткой. Я сама не смогла там жить. Казалось, что все постоянно смотрят мне вслед и смеются надо мной. Поэтому мне купили другую квартиру, а он сам вернулся на прежнее место.

— Когда вы виделись с ним в последний раз?

— Неделю назад. У меня был юбилей. Зашел поздравить. Это меня удивило, так как с тех пор как мы не живем вместе, он поздравлял меня только по телефону. Теперь, уже задним числом, мне кажется, что он задумал какое-то рискованное предприятие или просто новую затею.

— Почему вы так решили?

— Знаете, раньше, когда мы еще жили вместе, перед тем как начать что-то новое, приступить к воплощению своих планов, идей, он всегда рассказывал мне об этом. Ему очень нравилось то, как слушаю его с раскрытым ртом. И при этом ему было совсем неважно, как я отношусь к тому, что он собирался сделать. Вот и тогда, он мог придти ко мне только потому, что стоял на пороге какого-то серьезного жизненного поворота. Само собой разумеется, принимая во внимание наши теперешние отношения, он ничего особенного мне не сказал, просто его приход был чисто рефлективным, своеобразной данью прошлому. Во всяком случае мне тогда так показалось.

— Ольга Викторовна, вы…

— Можно просто Оля, — в ее голосе явно прослеживается кокетство, — я ведь еще не совсем в возрасте.

Я улыбаюсь. Все бабы одинаковые. Стоит им немного успокоиться, как они тут же начинают корчить из себя неизвестно что.

— Вы не обидитесь, Ольга, если я задам вам одни чисто гипотетический вопрос?

— Постараюсь.

— Как вы думаете, Юрий Иванович способен совершить преступление? Я повторяю — вопрос гипотетический.

— Я думаю, что любой из нас, при определенных обстоятельствах, способен на преступление. Кто-то больше, кто-то меньше.

— А он — больше или меньше?

— Думаю, что нет. Конечно, он мог пойти на какие-то козни, чтобы обойти соперника, конкурента. Я ведь уже говорила, что он любит быть всегда первым. Но чтобы, если можно так выразиться, причинить ему физический вред? Нет, он так никогда бы не поступил! А почему вы спросили?

— Чтобы выяснить природу возникновения его «долга».

— Боже! Долг! Я совсем о нем забыла!

Она перестает выглядеть кокетливой и снова превращается в очень несчастную и беспомощную женщину. Мне становиться ее жалко и даже приходиться сделать над собой усилие, чтобы не разболтать ей правду о телефонном звонке. Я понимаю, что этого нельзя делать ни в коем случае, иначе из несчастной сиротки она превратиться в разъяренную тигрицу, и один Бог знает к чему это может привести.

Чтобы успокоиться она просит воды. Я иду на кухню, где заодно достаю из аптечки две таблетки анальгина для себя. Башка у меня продолжает раскалываться. Меня немного тошнит. Только сотрясения мозга еще не хватало!

Дождавшись пока она успокоиться, я перехожу к амурным делам Коцика и испытываю разочарование. Она ничего не может сказать мне о его рыжей любовнице. С тех пор, как они разъехались, она не интересовалась его похождениями. Хуже всего то, что она, как мне кажется, говорит правду. Она продолжает еще что-то рассказывать, но я плохо слушаю. Мне стало не интересно, может это потому, что чувствую я себя очень скверно. Я жутко устал, и эта усталость берет во мне верх. Недавний нокаут совершенно вывел меня из строя.

Проснувшись, я обнаруживаю, что лежу на диване, в одежде. Кто-то подсунул мне под голову подушку и накрыл покрывалом. Я тут же вспоминаю про Ольгу и вскакиваю как ошпаренный. Хороший же я хозяин. Нечего сказать. Пригласил человека, а сам заснул.

Часы показывают одиннадцать минут десятого. В квартире, кроме меня, никого нет. Примятая кровать в спальне доказывает, что Ольга ночевала у меня дома. На кухне я с большим удивлением обнаруживаю, что гора грязной посуды, которая уже не помещалась в раковину умывальника, исчезла. Теперь все тарелочки аккуратненько расставлены на полке и сверкают так, что режет глаза. Я даже забыл, когда в последний раз они были такими белыми. Рядом на столе нахожу записку: «Не хотела Вас будить. Спасибо за приют. Я поехала к матери за город. Надеюсь, что Вы сможете разобраться в этом деле. Ольга К.».

Я принимаю все необходимые моечные процедуры, чтобы придать себе хоть мало-мальски свежий вид. Голова все еще напоминает о себе. После, приступаю к трудам праведным. Первым делом набираю номер больницы и узнаю, что состояние Юрия Ивановича продолжает оставаться без изменений. Потом звоню Жулину.

— Хорошо, что это ты. Я как раз сам собирался тебя искать, — говорит мне этот старший опер. — Можешь сейчас подъехать к нам?

— Что-то случилось?

— Нет, просто надо кое-что выяснить. Так ты приедешь или будешь ждать повестки?

Я говорю, что уже выезжаю. Вот черт, неужели они нашли хозяина спортивной винтовки?

Я заявляюсь по нужному мне адресу и меня тут же, ничего не объясняя, что вполне в духе нашей милиции, усаживают на стул, а рядом со мной размещаются еще трое людей: женщина, торгующая чебуреками напротив ментовского здания, дядя Петя, работающий у них сантехником и еще одни мужик, которого я не знаю. После вводят очень молодого человека, худого и бледного, как опарыш. Ему дают некоторое время насладиться видом наших физий, после чего спрашивают, не узнает ли он кого-нибудь из нас. Он отрицательно мотает головой. Ему советуют навести резкость, и еще раз хорошенько посмотреть. Он подчиняется, но результат остается прежний. Мы все ему не знакомы. Его уводят, а нам всем говорят «спасибо».

— Можешь объяснить мне, за это за цирк вы здесь устроили? — спрашиваю я Жулина, когда мы остаемся одни в кабинете.