Взрывник. Заброшенный в 1941 год - Вадим Мельнюшкин

– Австрияки?

– Да бес их там разберёт, но если часть охранная, то и ухватки у них другие. Не эсэсовский осназ, конечно, но и не полевые части – этих специально против таких, как мы, натаскивали. Что такое партизанская война, немцы всё ж понимают. А мы скоро узнаем, что такое война противопартизанская.

– Херово.

– И я о том.

– Может, того – эвакуировать четвёрку?

– И воевать по их правилам и на их условиях? Нет, просто готовимся лучше. Мы должны начать бить их с самого начала. Как себя поставим, так и дальше пойдёт. Слышал пословицу про встречу Нового года?

– Да.

– Вот нам и надо его встретить как следует.

Ночью пошёл снег. Он уже и ранее выпадал, прикрывая небольшим белым покрывалом лапы елей и лесную землю, но в этот раз он решил захватить лес окончательно и больше никогда не выпускать из своих светлых объятий. Снег был тяжёлый, плотный и сырой. Деревья пытались сопротивляться зимнему нашествию. Сначала они вроде бы как поддавались, их ветви сгибались под мокрой тяжестью, сами они как бы никли под нашествием, но вдруг, то в одном, то в другом месте раздавался приглушённый сочный шлепок – это деревья освобождались от сковывающей их тяжести, сбрасывая с себя очередной снежный пласт. Возможно, они даже считали, что вот она, наступившая свобода, но на самом деле это была только краткая отсрочка. Даже выпрямившаяся ветвь освобождалась не полностью – снег оставлял на ней свои, пусть и небольшие, следы в виде прилипших комочков, к которым тут же налипали новые, падавшие с неба оккупанты, пытаясь прижать к земле или сломать упругую опору. Снег побеждал, но он не имел памяти, какую имел лес. Снег только родился и считал себя бессмертным, думал, что он захватил лес навсегда, и ему теперь всё дозволено. Лес же давно прекратил считать эти нашествия, они слились для него в сплошную борьбу. Ежегодно он страдал от тяжести на своих ветвях, от холода, что вымораживал до треска его стволы, но никогда не прекращал борьбы, и она, эта внутренняя борьба, всегда приводила к тому, что снег отступал. Сейчас лес был готов внешне смириться с временным поражением, но отдельные деревья находили в себе силы встрепенуться и обрушить холодную тяжесть, что пыталась их сковать и поработить. Надолго ли хватит им сил? Кто знает, но то, что время снега не вечно, было аксиомой для леса, и он копил силы для будущего возрождения.

– Подрывники вернулись. Все, – Капитан, кутаясь в тонкую шинель, потёр свежевыбритую, с порезом, щёку. – Докладывают о десяти подрывах. Потом пришлось уходить. Хорошо, дело ещё до снега было.

– Старшина, выдай капитану нормальный полушубок, есть же запас.

– Я предлагал, он отказывается. Предупреждал, что как всё разберут, уже не будет.

– Запаса уже нет, – Нефёдов нахмурился. – Обычного. Остался только неприкосновенный, сам же говорил. Шинели-то, и те не у всех есть, а полушубки только активному составу положены.

– Ещё командному, – попытался настоять я на своём. – Нужно, чтобы вы, точнее мы, думали о деле, а не о том, как согреться. А болезнь для нас вообще преступление вроде дезертирства. Так что полушубок получить, валенки тоже. Валенок всё же больше, да и Леонид Михайлович договорился о поставках. Полсотни пар уже в конце недели будут. Разведка, что с охранным полком?

– Фефер вчера вернулся из города. Всё плохо. Это не полк, даже не бригада – это дивизия. Правда, на стадии формирования, но всё равно…

– Мать же ж твою, – выругался Байстрюк, разорвав томительное молчание. – А говорили, полк, да на всю область, да тонким слоем…

– Сведения точные? – прервал я словоизвержение сержанта.

– Из вашего источника.

Если сведения из госпиталя, то им можно доверять. Не потому что от моей девушки, просто там официальные бумаги приходят, а вот то, что нет точных сведений по личному составу, говорит о том, что и всего состава на месте нет. Наверное. А может, Ольгу не стали ставить в известность, небось, у дивизии своя санитарная служба присутствует. Пусть не полностью сформированная.

– Это точно бывший двести первый полк?

– Точно, номер у дивизии тот же.

– Ясно. Теперь о хорошем, для тех, кто ещё не в курсе – есть связь с Большой землёй.

– Оба-на, – отреагировал моим присловьем Матвеев. Кроме него об этом ещё не знал Байстрюк, остальные были в курсе. – И что там, в телеграмме?

– В радиограмме приказ прервать снабжение немецких частей, наступающих на Москву.

– И как мы это сделаем?

– Ну, мы это делаем постоянно, по крайней мере, доклад о подрыве десяти эшелонов пойдёт в Центр уже сегодня. А вот как нам дальше исполнять этот приказ мы сейчас и обсудим. И запротоколируем.

Дальше предложений было много, но чего-либо нового я не услышал. Ведь и правда, сейчас у отряда было всего две задачи, собственное выживание и диверсии на коммуникациях врага, но реакция на приказ из Центра должна быть адекватная. Протокол по мероприятиям, долженствующим обеспечить выполнение приказа, вылез аж на две страницы убористым почерком. Здесь я схитрил, а актив, поняв это, подыграл мне, и потому больше трёх четвертей намеченных мероприятий как раз и сводились к выживанию отряда и повышению его боевой мощи. Протокол решили не шифровать, никаких секретных сведений в нём не было, даже приблизительных цифр, только просьбы дать всего и побольше. Основной упор делался на оружие, боеприпасы, средства взрывания и медикаменты.

Перехват данной радиограммы немцам давал немногое, но возможно, подвигнет их, наконец, к активным действиям. Каждый день отсрочки не давал нам практически ничего, а немцев усиливал.

То, что не давал ничего, я конечно преувеличиваю – учёба шла, хоть и не очень валко, попробуй проводить занятия по стрелковой подготовке не тратя боеприпасов. Мы проводили – учили выбирать и маскировать позиции, менять их, развивали глазомер бойцов, буквально вдалбливая в них умение определять дистанции для стрельбы, как по полным фигурам целей, так и по их частям. Учили делать упреждения при стрельбе по движущимся целям, особенно нажимая на разницу в скорости передвижения по снежной целине обычной пехоты и лыжников. Своих лыжников тоже натаскивали – нашлось несколько неплохих бегунов, но снег был пока рыхлый и тяжёлый.

Другая учёба тоже шла – готовили подрывников, наблюдателей, учили работать с новым вооружением, в том числе и с двумя уже готовыми тринадцатимиллиметровыми пулемётами. По паре десятков патронов из них пришлось потратить, изучая баллистику нового оружия. Траектория оказалась очень настильная, а бронепробиваемость вполне на высоте. Даже лёгкому танку на средних дальностях вполне должно хватить, причём в любых проекциях, да и средние не должны чувствовать себя в полной безопасности.

Хотя с танками нам пока не воевать, но такое оружие должно нас неплохо усилить. Ещё одним приятным моментом оказалось то, что в последней партии освобождённых бойцов оказался один из токарей, знакомый с изделием братьев Митиных, и теперь мы уже имели полдюжины глушителей, по три на наган и винтовку. Не зря разбирали трубы с пневматических систем бомбардировщика и транспортников. Было также сделано немалое количество различных видов мин, в том числе и откуда-то пришедшая мне в голову, мина с готовыми боевыми элементами, которую можно устанавливать, в том числе, и вместо гранатной растяжки. Всё ещё были проблемы с самодельными взрывателями – примерно четверть не срабатывала или не инициировала заряд, но тут пошли по старой схеме дублирования взрывателя. Расточительно конечно, особенно по нашей нелёгкой жизни, но что поделать.