Асино лето - Тамара Михеева

«Тропа доверия! Тропа доверия! Какое доверие, если даже друга нет? Я думала, Колька… думала, хоть Кукумбер, а он тоже, как они, как все… спорит на меня… Что я им всем сделала?»

Больше всего Асе хотелось, чтобы сейчас появился откуда-нибудь Сева и успокоил ее. Сказал, что она — его лучший друг, а Колька просто дурак и ничего не понимает.

Лес расступился перед скалой. Ася задрала голову. Каменная стена возвышалась перед ней, уступами уходила вверх, в самое небо. Ася оттолкнулась от земли, легко взлетела на самый нижний уступ. Не пойдет она ни на какую Тропу доверия. Все равно Лена ее не хватится, а Колька с Азатом не признаются, побоятся.

Ася вытерла злые слезы и услышала:

— Ты как туда забралась, а?

Внизу стоял Колька. Задрав голову, смотрел на Асю.

— Не твое дело! — прошипела Ася.

— Паш, да ладно тебе, чего ты сразу обижаешься?

— Слушай, Кукумбер, тебя сюда звали? Вот и давай — двигай отсюда! Что, поставил Азату щелбан, доволен?

Колька, пыхтя, стал карабкаться на уступ.

— Да ни на что мы не спорили, просто так… Слушай, Паш… а как ты сюда забралась-то?

Ася перелетела на другой уступ повыше и отвернулась. Не будет она с ним разговаривать! Он дурак и предатель и…

— Пашка, ты скалолазка, что ли? — удивился Колька. Он забрался на первый уступ и теперь карабкался за Асей дальше.

Ася испугалась.

— Не лезь сюда! — крикнула она.

— Тебе можно, а мне нет? Сейчас вот… заберусь, нашим помашем… только Лена нас убьет… Высоко как… Смотри, лагерь видно!

— Кукумбер, пожалуйста, спускайся, а?

Ася всерьез испугалась. Она-то спорхнет со скалы птицей, а как Колька спустится? Высота уже с трехэтажный дом… Колька радостно оглянулся.

— Красота!

Поплевал на руки. Как он не понимает?

— Колька, спускайся!

— Мир?

— Мир, мир! Спускайся теперь! Ой, ну как ты спустишься?

— Как ты, так и я.

— Какой ты дурак! Надо Жору кричать.

— Только крикни! — рассердился Колька. — Нас завтра же из лагеря выгонят. Да ладно тебе… Залезли — значит, и слезем, подумаешь.

Ася не смотрела на него.

— А ты ничего, смелая. И вообще, здорово по скалам карабкаешься. На такую высоту никто не забирался, спорим?

— Колька, я… не то чтобы забралась… я…

— Коля, Ася! — закричали от реки.

— Ого, ищут! — удивился Колька. — А я думал, не заметят. Будем спускаться, пока не увидели?

Так Ася и не призналась ему. Глотая слезы, стала спускаться за Колькой. На ощупь искали выемки и выступы в скале, руки жгло, пальцы от напряжения дрожали, ноги были как чужие. Ася будто и забыла, что умеет летать. Все в ней холодело от страха. А Колька делал вид, что ему совсем не страшно.

— Здесь осторожно, — говорил он то и дело, — камешки осыпаются… Пашка, тут вот кустик торчит, держись…

Может быть, они бы и смогли спуститься, но из близкой расщелины вдруг вырвалась летучая мышь. Колька дернулся, оступился и потерял равновесие. Он поехал по камню на животе, сдирая кожу, пытаясь ухватиться за что-нибудь, и ухнул вниз, ломая ветки деревьев.

— А-а-а! — завизжала Ася и отпустила руки. Она не упала, она мягко приземлилась рядом.

— Колька… Кукумбер, что ты молчишь? — отчаянно затрясла она Кольку.

Послышался треск бурелома, замелькал в темноте Жорин фонарь. Колька приоткрыл глаза и, еле двигая губами, пробормотал:

— Ничего им не говори…

И тут же потерял сознание. Или умер. Ася не знала. Она сидела рядом с Колькой и не могла пошевелиться. Свет фонаря ударил ей в глаза, но она даже не зажмурилась. И, как в полусне, видела, что Жора бросился к Кольке, потряс его за плечи, потрогал пульс, крикнул:

— Живой! Лена, куртку!

Он подложил под Кольку Ленину куртку, выругался и, подав Лене один рукав, взял второй. Они приподняли Кольку, как на носилках. Асе дали фонарь.

— Свети!

Ася шла впереди и ничего не чувствовала, кроме того, что внутри у нее, где-то в легких, поселился зверь, когтистый, зубастый, и он рвет ее на части, и это так больно, что даже невозможно плакать…

— Ася, ты расскажи мне, пожалуйста, как все было, — Татьяна Сергеевна сидела рядом с Асей и спрашивала уже в третий раз: как все было?

Татьяна Сергеевна работает в лагере в библиотеке. Оказывается, Колька — ее сын и сын директора. А всегда его по имени-отчеству называл… Младший Колькин брат Гошка капризничал, ему неохота было здесь сидеть, он тянул маму на улицу.

Как все было? Стоит Асе об этом подумать — и на глаза набегают слезы. Татьяна Сергеевна это видела, в отряде ей уже сказали, что Коля с Асей «почти дружили». «Как это — почти?» — удивилась Татьяна Сергеевна. Но никто не объяснил.

Ася понимала, что это самые ужасные минуты в ее жизни: объяснить Татьяне Сергеевне, что из-за ее, Асиной, глупости сейчас умирает ее сын!

— Ладно, — Татьяна Сергеевна встала, потому что Гошка стал ныть еще громче. — Не плачь, Ася. Я вот мама, и то не плачу.

— Вы плакали, у вас глаза красные.

Татьяна Сергеевна отвернулась. Потом сказала:

— Врачи же сказали: надежда есть.

Да, врачи так сказали. Когда Кольку принесли в лагерь и врач Ольга Алексеевна его осмотрела, оказалось, что везти Кольку в город нельзя — опасно. Вызвали врачей в лагерь. Те тоже не решились перевозить его: дорога длинная, тряская, все может случиться.

Колька лежал в изоляторе, под капельницей. Сюда из городской больницы привезли оборудование и лекарства. Ежедневно Василий Николаевич привозил из города главного врача.

Колька пришел в сознание только через два дня, но пошевелиться не мог. Кроме сломанной ноги, двух ребер и запястья, он повредил себе позвоночник.

— Хорошо еще, ветки смягчили падение, — сказала Ольга Алексеевна.

Ася к Кольке идти боялась. К нему не пускали, но она бы, может быть, пробилась. Только вот…

И Ася убегала в лес за Ближние ворота, на остров через Колькин брод, на Солнечную поляну. Она совсем не летала в эти дни, будто разучилась.

— Ася, Сдобная Булочка спрашивает, придешь ли ты на званый вечер, они спектакль поставили домашним театром.

— Сева, ну какой званый вечер?!

— Надо пойти. Сдобная Булочка может помочь. Она всех знает, у нее связи, она даст какой-нибудь совет.

Ася вздохнула.