Мар. Меч императора - Александра Лисина

Еще одним новшеством в Ойте стало изменение системы караулов. Во-первых, поменялось количество смен – в новом году их стало больше. А во-вторых, на каждой стене теперь постоянно дежурил маг. И с восточной, и с западной стороны. Более того, в один из дней выехавший из ворот дозор двинулся по совершенно другому маршруту – не вдоль реки, а мимо пригорка, откуда мы с Ворчуном частенько наблюдали за замком.

Не желая нарываться на неприятности, я ушел. А на следующее утро обнаружил на том же пригорке пришпиленную к дереву записку:

– «Спускайся. Поговорим», – прочитал я вкривь и вкось накарябанные буквы на клочке пожелтевшей бумаги. – Очень интересно. Ворчун, они тебя все-таки засекли.

Брат фыркнул, недвусмысленно спрашивая: почему это засекли именно его?

– Потому что меня магией засечь невозможно, – усмехнулся я, а потом посерьезнел. – Сворачиваемся. Раз уж маги начали отслеживать все живое в округе, дело пахнет керосином.

Больше мы к крепости не приближались. Еще через неделю вода в Истрице спала достаточно, чтобы мы рискнули сунуться на западный берег. Ну а там, как я и полагал, нас уже ждали. И в той луже, где я когда-то убил свою первую медузу, по весне… видимо, приплыла из болот… поселилась новая, которую я благополучно прибил, пока она не успела нарожать себе армию помощников.

Следом за ней нам пришлось наведаться в другие две лужи, а заодно с неприятным удивлением обнаружить, что и там появились новые постояльцы. Пока еще мелкие, неопытные, с очень небольшим количеством сонных и почти неопасных драхтов. Обе лужи я, естественно, зачистил и только после этого полез дальше, оставив Ворчуна караулить честно отвоеванную территорию. Но когда добрался до недобитой с прошлого раза медузы, то с огорчением увидел, что эта сволочь восстановила поголовье обычных драхтов и обзавелась целой стаей драхтов-солдатов, которой прошлой осенью еще и в помине не было.

С таким количеством солдат мне раньше встречаться не доводилось, и было ясно, что всех сразу нам одолеть не удастся. Пришлось подключать к работе брата, тщательно изучать длину поводков, после чего выманивать тварей из логова и избавляться от них по одной. Вдали от медузы, обычных кошмариков и там, где у нас с Ворчуном было преимущество. Проще говоря, мы ловили их на живца. И, установив предел, до которого медуза могла ими управлять, попросту лишали их связи с мамкой, причем делали это самым примитивным способом – попросту обрубали хвосты, после чего твари ненадолго теряли ориентацию и становились легкой добычей для ашши.

Тогда же мы совершили еще одно неприятное открытие: оказывается, при необходимости медузы могли обрывать поводки, отпуская своих подопечных на вольную охоту. Более того, если хозяин делал это добровольно, то твари не теряли ориентацию, не путались, и у них не случалось проблем с координацией. Они просто утрачивали всякие ограничения, и вот тогда от них и впрямь не было никакого спасения.

Тот факт, что медуза проделывала такой фокус, в основном, с драхтами-солдатами, ситуацию никак не облегчал. Лишь одно нас выручало: медузы отпускали тварей по одной, максимум по две за раз. И в таком количестве с ними еще можно было управиться.

Когда солдаты у медузы закончились, я вздохнул с огромным облегчением, потому что добить остальных драхтов было уже делом техники. Но приходилось спешить, потому что плодовитая тварь время от времени воспроизводила новых… вероятно, из имеющихся запасов. А может, драхты по весне уже успели добыть для нее новые тела, ведь, как оказалось, в качестве строительного материала медузе подходила любая плоть. Хоть человеческая, хоть конская, а хоть кабанья. Поэтому она клепала тварей одну за другой, торопясь до такой степени, что иногда те получались без одной лапы или же без зубов, а то порой и хитина на груди не имели.

Как бы там ни было, недели за две все накопленные ресурсы у здоровущей медузы подошли к концу, и я ее все-таки завалил. Упарился, конечно. Объелся по самое не могу. А когда вытащил уже дохлую тварь из воды, то с наслаждением ее спалил, посетовав на то, что раньше не догадался использовать по назначению трут и огниво. Когда же оказалось, что маслянистая пленка на лужах тоже прекрасно горит, я и вовсе от души оторвался. И не спалил все три логова за раз лишь потому, что опасался привлечь внимание.

Дальше дело пошло веселее, потому что продвигаться в лесах стало намного проще. С помощью Ворчуна выманивать драхтов было гораздо удобнее. Рубить им хвосты тоже оказалось легче, чем выпивать невкусную тварь до дна. Так что мы, можно сказать, совмещали приятное с полезным, постепенно превращая эту часть Истрикских лесов во вполне приятное местечко.

Проблемы начались ближе к лету, когда осатаневшие от нашего беспредела драхты резко активизировались и начали нападать на все, что движется или то, что только похоже, что движется. Даже если в действительности это был не я, а всего лишь невинный кустик, ветви которого пошевелил теплый ветерок. Не раз и не два я видел, как твари ни с того ни с сего набрасывались на поваленные бревна, деревья, кусты… просто потому, что им что-то показалось. Более того, я начал замечать, что драхты из разных гнезд стали охотиться вместе. Они перестали бродить поодиночке. Почти в каждой такой группе появился драхт-солдафон. Что, в свою очередь, заставило меня расчехлить пластинчатый лук, приобретенный по случаю в одной из оружейных лавок, а заодно усложнило жизнь дозорам из крепости, на которые стали нападать чуть ли не сразу, как только те приближались к деревьям.

Обнаружив эту нехорошую тенденцию, я свернул свою подрывную деятельность на северо-западе и смесился южнее, поближе к Ойту, возле которого за зиму появилось сразу несколько новых гнезд. Зачищать их приходилось осторожно. Дело шло гораздо медленнее, чем раньше. Медузы отчаянно сопротивлялись нашему продвижению вглубь леса. Драхты все время держались настороже, самым натуральным образом патрулировали территорию, и теперь даже за Ворчуном срывались в погоню огромными стаями.

Пока нас выручала его скорость, тяжелые зазубренные наконечники стрел, способные пробить чешую на горле тварей, и ограниченные в длине поводки. Зато резко возросла угроза встречи с дозорами, которые, несмотря ни на что, каждое утро продолжали выходить на западный берег и исправно наполнять силой заградительные артефакты.

Признаться, меня такая настойчивость удивила, но не зауважать этих безбашенных камикадзе, день за днем отправляющихся на верную смерть, я тоже не мог. Преступники они или нет, ходили они в дозор самостоятельно или же из-под палки, то бишь магической клятвы… это не имело значения. Ведь они продолжали выполнять приказ императора. Каждый день. Несмотря на ежедневные атаки и чудовищные потери. Они сражались. Из последних сил держали оборону по обе стороны реки. И были единственной преградой на пути окопавшихся в этих лесах чудовищ, которых с каждым годом становилось все больше.

А ведь они всего лишь люди… не дарру и не тени, как я. Самые обычные люди. Воины. Мужчины, у которых наверняка где-то остались семьи, жены, быть может, даже дети.

Поначалу я об этом не задумывался: долг есть долг, и для каждого из нас это слово что-то да значило. Но чем чаще я видел, как они умирают, чем чаще наблюдал, как их телами лакомится очередная медуза, тем упорнее в мою голову закрадывалась мысль: а стоило ли оно того? И не проще ли было пригнать сюда парочку дирижаблей, чтобы спалить это гадючье местечко к чертовой бабушке?