Смертельный лабиринт - Фридрих Незнанский

А говоря о гражданской позиции тележурналиста, подвел итог своим мыслям по этому поводу Сергей Никитович, надо всегда иметь в виду, что каждый человек, живущий в демократическом обществе, имеет право на свою точку зрения. Поэтому нравится или не нравится тебе точка зрения, позиция журналиста — это вопрос, касающийся больше уровня твоего общественного сознания, твоих убеждений, воспитания и соответственных приоритетов.

Марина удивилась и не стала скрывать этого.

— Тебе хорошо бы у нас на летучке выступить с таким заявлением. А то мои коллеги обожают расписываться за народ, — мол, отлично знаем, чего он хочет. А ты и есть тот самый главный народ. И если сегодня у народа нет более важных дел, я приглашаю его в гости. Я, оказывается, уже соскучилась по народу.

— Гульнем, значит? — обрадовался Климов и расправил могучие усы.

— А как же работа?

— А мы составим рабочий план, чтоб на все хватило сил и времени. Не станем изнурять себя, будто наш сегодняшний день — последний. Кстати, ты мне пока так и не рассказала что-то новенькое о Морозове.

— А, ну да… Я вспомнила его жалобы… ну не совсем жалобы… Скорее, он хотел подчеркнуть, что без женского внимания ему трудно жить, но, с другой стороны, при том, какое женщины ему оказывают, вообще невозможно. И так плохо, и этак еще хуже. Мужское кокетство, терпеть не могу…

— Но ведь терпела?

— Талант, понимаешь? — Марина поморщилась. — Но как подумаю, что за этим нудным и самовлюбленным позером, в чисто человеческом плане, стоит глубокое знание острейших общественных проблем, поразительное умение в сжатой форме ярко выразить свою гражданскую позицию, так и прощаю… Но суть не в этом. Дело заключается в том, что родом Леонид из Нижнего Новгорода. И там у него, чуть ли не с раннего детства, была как бы невеста, с которой он был обручен. Такая старомодная история. Ну и как это обычно происходит, выросли, нашлись иные интересы, а обязательства вроде бы остались. И они тяготили Леонида, не давали ему жить спокойно. Нет, я, конечно, не думаю, что здесь пахнет отступничеством и какой-то вендеттой, но что-то там все-таки есть. Как говорится, не то он у кого-то шубу украл, не то у него украли, но история темная и неприличная, понимаешь? Что-то у него все-таки было такое, о чем он старательно умалчивал. Даже как бы исповедуясь передо мной. Такой вот идиотизм, по правде говоря…

— Пока я понимаю только одно: ты решила от меня избавиться самым элементарным образом — предлагаешь отправиться в командировку, и чем она будет дольше, тем лучше. Угадал?

— Смотри, будешь так шутить, отменю визит, — сухо сказала Марина.

— Значит, не судьба?

— Господи, какой дурак! И что мне с ним делать, ума не приложу!.. И он мне еще про какое-то общественное сознание толкует!

— А что, красиво перевела стрелку, — улыбнулся Климов. — Я начинаю верить, что у нас получится.

— Что именно? — серьезно осведомилась Марина и поправила очки.

— Это, наверное, страшное дело, когда мужчина и женщина с трудом расцепляют объятия и, тяжко дыша, молча лежат, глядя в потолок и не зная, о чем поговорить.

— Нет, — задумчиво сказала Марина, — мне эти нахальные усищи определенно нравятся… А про Нижний я тебе сказала, чтобы ты подумал. Мне кажется, какая-то психологическая зацепка там все же имеется. Не знаю, в чем она, но чувствую интуитивно… Да, и еще новость. Дирекция канала РТВ собирается назначить премию в миллион рублей, которую получит тот, кто поможет следствию отыскать убийцу Леонида Морозова. Завтра, в крайнем случае послезавтра, в прайм-тайм об этом будет объявлено. Вообще-то у нас впервые такое. Ты не хочешь заработать? — Она усмехнулась.

— Эх, душа моя, ты не представляешь, какая сразу начнется свистопляска… Более того, Генеральная прокуратура, до которой, естественно, докатились уже в первый день Нового года волны общественного возмущения, спихнула тем не менее это дело на Московскую городскую прокуратуру. А наш прокурор навесил его на меня. А теперь разве они упустят возможность немедленно приобщиться к высоким премиям?

— И что, заберут это дело у тебя? Как прежняя практика показывает?

— Заберут, естественно, но пахать на себя заставят именно меня, это как пить дать.

— Обидят, значит, мальчонку?

— Дело в том, что, как ты наверняка знаешь, до сегодняшнего дня еще ни одно громкое убийство журналиста так и не доведено до суда. Всем нам известны и заказчик, и конкретный исполнитель, одного не знаем: как доказать их вину, чтобы при этом обвинение не рассыпалось в суде и не посыпало головы прокуроров пеплом позора. А так — все в порядке. Как пел Утесов? «Все хорошо, прекрасная маркиза…»

— Нехорошо, милый…

Климов даже вздрогнул: Марина в первый раз не в приступе испепеляющей страсти, а совершенно спокойно назвала его так. И он благодарно посмотрел на нее. Но вспомнил наконец и о своем вопросе, поскольку она была все же начальницей, а значит, обладала соответствующей информацией.

— А скажи-ка мне, Марина Эдуардовна… — Климов оглянулся — не подслушивает ли кто? — Вот я от нескольких человек, ваших сотрудников, слышал одну и ту же фразу: «Морозова нет, теперь нас закроют». О чем речь идет? О конкретной программе или вообще о канале?

Марина усмехнулась по поводу его наивности.

— Ни то ни другое. Эти слухи разносятся, не без определенного умысла, я думаю, уже давно. Понимаешь ли, «Честный репортаж» у многих сидит в печенках. Несмотря на то что программа Морозова всегда имела самые высокие рейтинги. Некоторые считали, что нашего «правдолюбца» обязательно, рано или поздно, прикроют. Слишком много высокопоставленных чиновников вляпывалось в такие грязные лужи, попадало в такие навозные ямы, что уже сам факт их вольного или невольного участия в очередной передаче считался для некоторых даже концом карьеры. Так говорят. Но имей в виду, лично я не помню, чтобы после «Честного репортажа» крупно сгорел кто-то из небожителей. Как правило — и Леня это отлично умел — весь пафос его выступлений спускался в конечном счете на головы стрелочников. Вот они действительно страдали. А почему же не пожертвовать пешками, не претендующими на роли ферзей?

— Мне он показался честнее. Впрочем, я же не знаю еще всей вашей кухни. А тебе не могу не верить.

— Это почему же? — удивилась Марина, хитро уставившись на Климова. — Разве у меня особое мнение? Ну скажи!

— Может, и рад бы, да не могу. Что-то не позволяет.

— А что именно?

Климов помолчал, посмотрел на Марину, приподнялся и, склонившись над ее ушком, шепнул:

— Дома скажу.

— С ума сойти… — так же тихо произнесла она. — Тогда, может, я тебе еще дам небольшую наводку? — продолжила она. — Так это у вас называется?

— Ну, скажем, информацию к размышлению, для отработки очередной версии.

— Понятно. Я слышала, что в последнее время у Леонида появились затруднения финансового плана. Ведь собственной агентуре надо платить, и платить хорошо, иначе фиг чего получишь. Вот он вроде и влез в долги, предполагая, что сумеет быстро рассчитаться. А расчеты у журналистов не только денежные бывают, ты, возможно, догадываешься.