Царская охота - Олеся Шеллина

— Ну, без ведома ловчего они все равно не могли своевольничать, — Митька протянул полотенце.

— Да, вот ловчий меня шибко интересует. Этот-то, скорее всего, в курсе был, что происходит.

— Андрей Иванович недоволен, говорит, что людей у него слишком мало, чтобы все что можно перекрыть. Вот слуг без внимания и оставили.

— Я знаю, Митя, знаю. Но где я ему людей возьму? Сам пускай подбирает. Как там его ученики? — Это был вечный вопрос, который мне задавали абсолютно все мои министры, включая Ушакова и Радищева, на который я пока не мог им внятно ответить. Грамотных обученных хоть чему-нибудь людей катастрофически не хватало.

— Так они же только к лету выучатся, а следующая партия и вовсе через год. А люди сейчас нужны. У нас и так большинство стран без надсмотра стоит. Вот, вишь, как получилось?

— Митька, ты решил меня с утра извести? Я знаю, что такие вещи с наскока не делаются. Но, я, глянь, даже не баба, чтоб Андрею Ивановичу специалистов нарожать! Пущай растит, мать его за ногу. Радищева пущай привлекает пока собственные кадры не готовы. Вон как тот дворников развернул, любо-дорого. Вот пущай дворников и привлекает. Я все понимаю, даже то, что Андрею Ивановичу самому приходится даже дознания вести, но нету у меня людей, нету!

— Полк хотя бы еще один выдели. Вона семеновцы без дела по столице шастают. Все по игорным, да по бабам. Пущай с делом болтаются. Хотя бы с приглядом, ушел играть или к девке веселой, будь добр доклад предоставь, что видел, что слышал…

— Врать начнут, — я застегнул последнюю пуговицу свежей рубашки и расправил кружево на манжете. Меня они раздражали, но еще и их срезать я пока не мог, на меня и так неодобрительно поглядывали, разглядывая мои на редкость простые для этого времени сюртуки. Я неуверенно посмотрел на Митьку. Такая идея давно сидела у меня в голове, а вот у Ушакова, похоже, еще дольше, просто сам озвучить ее по каким-то причинам не решился. Через Митьку решил действовать.

— Начнут, — кивнул Митька. — Но это пока проверять не будут. Не всех, а так, на кого глаз падет, и на правеж отправлять на конюшню за вранье. Их же никто не будет заставлять кляузы писать. Просто то, что видел и слышал, а уж думать над этим другие люди будут, поумнее.

— Ладно, уговорил, языкатый. Пиши указ про то семеновцам. Попробуем. Ежели в течении двух месяцев не заработает, то отменим. И еще добавь пункт про дворников. Пущай про все подозрительное докладывают… хм. Вот что, Ушакову придется расстараться и из своих скудных ресурсов выделить одного-двух, которые будут и доклады принимать и сведения, кои дворники приносить будут. Радищеву ознакомить с указом своих подчиненных, и еще, — я задумался, затем решительно добавил. — Дворников всех на грамотность проверить. Ежели кто не обучен, обучить, и впредь, чтобы Радищев не брал неграмотных.

— Так, глядишь, в начальные школы сами скоро бегать будут, а не палками загонять придется, — усмехнулся Митька. — Ежели никого никуда без знания грамоты брать не будут.

— Ты высказывай при мне таких мыслей, — я его хмуро оборвал на полуслове. — А то ить мне недолго указ подписать. Токмо взвоете вы же поначалу, — Митька поджал губы и быстро набросал себе в ежедневник, тем самым карандашом грифельным, что и как нужно оформить. — У меня до Синода что-нибудь запланировано?

— Эйлер на полдень, после собрания кабинета министров, которые начнут через час подъезжать, — сверившись со своими записями уведомил меня Митька. Вот черт, я совсем про него забыл. Ну ничего, Эйлер — это не страшно, учитывая, что мне предстоит впереди. Я осмотрелся в зеркало. Из-за моей довольно смуглой кожи, вечно загорелой, синяк на щеке смотрелся довольно блекло. Не впечатлял. При некотором освещении его вообще видно не было. А что, если…

— Тащи сюда белила, румяна, сурьму, чем там еще дамы красоту наводят, — от внезапности приказа бедный Митька сел, не глядя, на стул.

— Зачем они тебе нужны, государь? — тихо спросил он.

— Рассказом Александра Ивановича о том, что по мне целый франкский герцог вздыхает, впечатлился! — рявкнул я. — Неси, что велено, потом увидишь, зачем. У нас, слава Богу, не демократия, чтобы царевы приказы оспаривать.

Когда требуемое появилось, я сел перед зеркалом и принялся делать синяк более видимым. Навыков у меня особых не было, но вроде что-то получилось. Теперь вся щека была красно-фиолетовая с желтоватыми островками, словно Рондо мне не пощечину отвесил, а как минимум табуреткой приложил. Это принцессе вредно, чтобы ее с такими украшениями видели, а мне сойдет. Пускай все видят, как государь страдает и все равно силы в себе находит делами заниматься. Может совесть у кого проснется?

Совесть проснулась только у Черкасского, который предложил мне показаться Бидлоо, а потом продолжить. По казнокрадству в Адмиралтействе мне, кстати, пока не отчитались, готовили доклад, а вот переписчики меня «обрадовали», потому что общая убыль населения составила почти пятнадцать процентов. Это мужского населения, потому что женщин никто никогда не считал.

— Сколько сбежало? — я потер переносицу и снова устремил взгляд на Черскасского.

— Да почти полмиллиона душ. А ежели с женами и девками считать, то почитай полтора мильона получается, — сверившись с бумагами в папке, которая скоро перестала быть прерогативой Ушакова, ответил Черкасский.

— Куда бегут?

— В основном в Сибирь и на Дон, — отчитывался Черкасский в полнейшей тишине.

— Понятно, — я снова потер переносицу. — Вот что, мне нужен человек, способный вникнуть в то, что потребно крестьянству и мастеровым людям, и доложить мне все в полном объеме и я такого человека знаю, видел составленные им бумаги. Павел Иванович, — Ягужинский вздрогнул, потому что я очень редко обращался к нему. Он пока занимался тем, что пытался привести вместе с Радищевым в порядок судебную систему в Российской империи, хотя бы к одному знаменателю, потому что, сунувшись в это дело, я с больной головой неделю ходил, пока мы не поговорили с обер-прокурором на повышенных тонах и он не получил от меня это задание.

— Да, государь Петр Алексеевич, — он говорил таким тоном, словно я только что предложил ему на Луну слетать, посмотреть, как там дела.

— Не напрягайся так, Павел Иванович, я всего лишь у тебя человека попросить хочу, Анисима Александровича Маслова. Задание я сам ему дам, не переживай.

— Конечно, государь, — я кивнул Митьке и тот сделал пометку в своем ежедневнике.

— Так, отлично. А теперь я хочу начать решать проблемы с налогами. Во-первых, меня не устраивают все эти мелкие подати, в которых я запутался почти сразу. Налоги должны быть понятными. Это должна быть одна фиксированная сумма, а не двадцать восемь в которых непонятно с чего он вообще платится. Суммы должны быть разными, отдельно проработать налоговую систему для торгового люда, отдельно для промышленников. Теперь, что касается крестьян. Подушная подать по ревизским сказкам, это хорошо, просто замечательно, но вот кто-нибудь задавал себе вопрос, а откуда у крестьян деньги? Во всяком случае, лишние деньги, с которых крестьянин должен платить налог? Может быть поэтому полтора миллиона человек сорвались с насиженных мест и в тайгу подались? Нет? Такой простой ответ никого не устраивает?