Елизаветинская Англия. Гид путешественника во времени - Ян Мортимер

*[31]

Чем же занимаются мужчины, не принадлежащие ни к свободным гражданам, ни к профессионалам? Некоторые из них еще очень молоды и не несут никакой финансовой ответственности. Возможно, они – подмастерья или поденщики, которые пытаются накопить достаточно денег, чтобы заплатить взносы и стать свободными. Лишь около 10 процентов мужчин, становящихся свободными гражданами в Эксетере, получают этот статус легко – по наследству. Остальным приходится это право зарабатывать. Кроме них, есть еще наемные работники, чернорабочие и неквалифицированные рабочие. Некоторых современники называют «бедняками» – у них нет за душой ничего, кроме одежды, в которой они приходят на работу. Многие из них действительно очень бедны, или же это странствующие попрошайки, готовые работать за еду (мы встретимся с ними позже). В городе у них, по крайней мере, есть шанс найти работу или пропитание. Купцы – не единственные, кто считает город местом реализации возможностей.

В сельской местности царит такое же материальное неравенство, как и в городах. С одной стороны – богатые дворяне с огромными доходами, живущие в роскошных усадьбах. С другой – бродячие попрошайки и местные нищие. Между ними – йомены, земледельцы, сельские ремесленники и батраки.

Иомены – наследники средневековых свободных земледельцев. Они «свободные люди» – правда, не в том смысле, в каком этот термин используется в городах. Они «свободны» от крепостной зависимости, которой были связаны многие крестьяне в Средние века. В понимании Вильяма Гаррисона они – «40-шиллинговые фригольдеры»: доходы с земли, которой они владеют, превышают 2 фунта в год, что дает им право голосовать на парламентских выборах. Но кто считается йоменом, кто джентльменом, а кто земледельцем – вопрос очень запутанный. Некоторые «йомены» могут запросто купить имения немалого числа местных «джентльменов». Джон Роуз, «йомен» из Шепардсвелла, графство Кент, после своей смерти в 1591 году оставил движимого имущ ества на сумму более 1105 фунтов. Другой «йомен», Джеймс Мэтью из Хэмпстед-Норриса, графство Беркшир, оставил в наследство 798 фунтов. Добавьте к этому стоимость их недвижимости, и поймете, что термин «йомен» может быть довольно обманчивым. На практике различить три категории можно примерно так (правда, если кто-то обидится, критерии все-таки придется модифицировать).

Одна из причин, по которой йомены вроде Джона Роуза и Джеймса Мэтью так разбогатели, состоит в том, что, будучи земледельцами, они не тратят деньги на показуху – если, конечно, не хотят притворяться джентльменами. Другая – они лучше умеют эксплуатировать свою землю ради прибыли. Фиксированная арендная плата, взимаемая с долгосрочных нанимателей, и растущие цены на шерсть – вот основные источники богатства многих йоменов. Некоторым земледельцам тоже удается получить с этого выгоду: бережливость, низкие ренты и растущие цены на их продукцию позволяют заработать немало денег. Вильям Дайне из Годальминга, графство Суррей, называет себя земледельцем, несмотря на то что имеет движимое имущество, оцененное в 1601 году в 272 фунта. Эдвард Стрит, земледелец из Ламборна, графство Беркшир, в 1599 году оставил в наследство своей вдове 97 фунтов (в среднем состояние земледельцев составляло около 40).

Есть и другие люди, зарабатывающие деньги на земле. Сельскохозяйственный рабочий трудится на полях йомена или земледельца. Вы часто будете слышать слова «cottager» («батрак») и «artificer» («кустарь»). Батрак-коттеджер, как нетрудно догадаться, живет в коттедже и не владеет никакой землей, кроме, возможно, сада. Еще у него есть право выпускать на общинное пастбище пару коров и одну-двух лошадей, а также собирать дрова в помещичьем лесу. «Кустарями» в елизаветинское время называют ремесленников. В сельской местности большой спрос на товары местного производства, так что, путешествуя по стране, вы обязательно встретите корзинщиков, плетельщиков изгородей, изготовителей рыболовных сетей, углежогов, кровельщиков, точильщиков и лесорубов, а также ковалей, кузнецов, мельников, пивоваров, плотников, колесников и каретников. Многие из этих людей – одновременно земледельцы, батраки и кустари: они владеют несколькими ремеслами, нанимаются батраками во время сбора урожая и выращивают собственные овощи и фрукты, чтобы прокормить себя и семью.

В 1570 году власти Нориджа провели перепись городской бедноты. Всего в списке оказалось 2359 имен: это примерно четверть всего населения (тогда оно составляло 10 625 человек). Не все в этом списке безработные или бездомные; 300 человек, правда, живут в приходских домах призрения, госпиталях, старых сторожевых зданиях и церковных домах, но у большинства из них все-таки есть жилье – съемное или даже собственное. Немало бедняков могут заработать денег, но другие совершенно обнищали. Некоторые из них – калеки, другие – душевнобольные или «лунатики», третьи – глубокие старики. Общее у них одно – все они станут обузой для общества.

Бедняки – неизбежное зло елизаветинской эпохи. В 1577 году, по оценкам Вильяма Гаррисона, по дорогам скитается не менее 10 тысяч бродяг – и это не считая бедняков, постоянно живущих в городах и деревнях. В 1582 году Вильям Ламбард отмечает все растущее количество бродяг в Кенте; в 1593 году он жалуется, что графство «заполонили не только безнаказанные толпы праздных бродяг и фальшивых солдат, но и множество бедных и слабых, но не пользующихся ничьим сочувствием работников». То же самое происходит и в западной части страны. В 1600 году Ричард Карью пишет, что «нигде нет столько бедняков, которые были бы настолько неимущи, как в Корнуолле». Он винит Ирландию, отправляющую в графство бродяг, чтобы просить подаяние. В следующем году власти Стратфорда-на-Эйвоне пожаловались, что в городе живет 700 нищих; в 1602 году один судья объявил, что в Лондоне живет 30 тысяч «праздных и неработающих людей». Таким образом, неважно, говорим мы о городской бедноте или о бандах молодых бродяг на дорогах – в любом случае мы встречаемся с изнанкой жизни елизаветинских времен.

Кто эти бедняки? Вильям Гаррисон разделяет их на три сорта: «бедные по немощи» (старые, слепые и увечные), «бедные из-за несчастного случая» (например, раненые солдаты) и «расточительные бедняки» (бродяги и преступники). Первые две категории он называет «настоящей беднотой». Последнюю же разделяет еще на две: людей, которых согнали с насиженных мест силой, и тех, кто по своей воле стали бродягами и разбойниками. Впрочем, Гаррисон в этом плане уникален. Большинство елизаветинских англичан не вникает в такие тонкости; им гораздо удобнее считать всех бедняков напастью, сборищем расточителей и воров, потому что благодаря этому можно оправдать и жестокое к ним отношение, и насильственное изгнание из города.