Выжженный плацдарм - Александр Тамоников

В груде тряпья на коленях сидела молодая женщина в старенькой куртке и надрывно кашляла, держась за горло. Она была смертельно бледна, глаза едва не вываливались из орбит. Черные волосы спутанны.

«Молодая, миловидная, – машинально отметил Нестеренко. – Слава богу, хозяйка уцелела!»

Женщина оперлась ладонью об пол, застонала.

– Где он? – гаркнул Горгулин.

– Неужели не понятно? – проворчал Мишка, опасливо подкрадываясь к лестнице.

«Да, осторожность не повредит, – решил Нестеренко. – Если этот тип припрятал пистолет, то ничто не мешало ему заныкать и гранату».

– Вы в порядке? – спросил Олег, подойдя к женщине.

Она откашлялась, нервно вздрогнула и судорожно кивнула.

– Да, я в порядке. – Голос у нее был слабый и осипший. – Господи, зачем я здесь спряталась? Стрелять начали, я из дома сюда побежала. Он там!.. – Она нервно указала пальцем на лестницу. – Решил, что задушил меня, наверх побежал. У него пистолет. – Женщина снова стала кашлять, схватившись за грудь.

– Все хорошо, милая, успокойтесь. Мы обязательно возьмем его. – Нестеренко ободряюще улыбнулся потерпевшей, положил ей руку на плечо.

Она робко посмотрела на него и тяжело вздохнула. У нее были глубокие, какие-то бездонные, очень выразительные карие глаза.

«Эх, остаться бы здесь на пару дней, – с какой-то неуместной меланхолией подумал Олег. – Но нельзя, дела, служба».

Мишка Фендик достал гранату и выразительно посмотрел на лестницу. Мысль была непродуманной. Олег покрутил пальцем у виска. Мишка все понял, пожал плечами и убрал гранату. Ополченцы сгрудились вокруг лестницы, переглянулись. Наверху было тихо.

– Эй, сдавайся, – бросил капитан. – Прибьем же на хрен.

Диверсант помалкивал. Ну что ж, пусть прыгает в окно. Ребята внизу его подхватят. Да пошел он к чертовой матери!

Внезапно злость ударила в голову капитану. Понаехали тут эти твари майданутые, считают эту землю своей!

Он бросился наверх, перепрыгивал через ступени и вопил:

– Получи, фашист, гранату!

Опыт у него имелся. Прыжок, перекат!.. Товарищи топали за ним.

И вдруг в голове Нестеренко как будто сверкнула молния.

«Будь я проклят, здесь что-то не то! На участке есть хозяйка, но все запущено так, словно тут полгода никто не жил. Грязное окно, увядший фикус. Лень-матушка?. – Он встал как вкопанный, в одночасье прозревший. – Почему на этой женщине под задрипанной курткой совсем не старые штаны мышиного цвета? Модно в этом сезоне? Как же мы проглядели, проворонили?»

«Потерпевшая» уже была на ногах. Глаза ее горели неестественным огнем, губы были плотно сжаты. Демон, непримиримый враг! Отличная актриса, умеющая импровизировать. Устроила целое представление. Скинула форменную куртку, затолкала ее под груду тряпья, набросила первое, что попалось под руку. Типа местная я. А наверху, конечно же, никого!

Она уже выхватывала пистолет, смеялась капитану в глаза. Выстрелы гремели один за другим. Скаженная баба давила на спуск, пока не выпустила всю обойму. Кричали ополченцы, застигнутые врасплох. Как же легко и непринужденно можно стрелять в спины ничего не подозревающим людям!

Олег метнулся вверх по лестнице, чтобы не попасть под обстрел, увернулся от пули. Когда закончились патроны в обойме и посыпались сухие щелчки, он загрохотал по лестнице обратно, но споткнулся о чье-то вывернутое тело и упал.

Женщина, издавая сатанинский хохот, уже выбежала из дома.

«Ведь уйдет же! – пронзило голову. – Парни на задворках. К этой стороне они вряд ли успели подойти. Перемахнет баба через плетень и шмыгнет в овраг, а там ищи-свищи!»

Она умчалась, хлопнув дверью. Олег потерял драгоценные секунды, пока перелез через тела и вывалился на крыльцо. Этой бестии уже и след простыл! Из-за угла бежали спецназовцы из второго взвода, чертыхались, гремели амуницией. Позор! Упустили бабу!

– Товарищ капитан, что случилось?

– Это баба, она наших постреляла! – прохрипел ротный, выдавливая ком из горла. – Не вооружена, черные волосы, коричневая куртка. Догнать! Отправить людей в овраг. Она может быть там.

Ополченцы разбежались по огороду.

Нестеренко тоже куда-то кинулся, но отчаянно заныли отбитые ребра, перехватило дыхание. Будь проклята эта слабость человеческого организма! Она не идет ни в какое сравнение с мощью нашей глупости! Какой от него там толк, если он ходить не может?

Капитан заковылял обратно в дом. В глазах потемнело, горло заклинило окончательно. Нестеренко, задыхаясь, поднялся по лестнице, перевернул Кучеренко, застывшего на ступенях лицом вниз. Мог бы и не трогать. В затылке спецназовца чернело пулевое отверстие, а вместо лица была каша. Баба палила из ПМ калибром девять миллиметров. От таких попаданий мозг взрывается, лицо превращается в месиво.

Капитан сполз с лестницы. Под ней лежали еще двое. Мертвый Горгулин – две пули в бронежилете и еще одна в шее – накрыл собой Мишку Фендика. Он перевернул первого – бесполезно, такой же мертвый, как и Кучеренко. В глазах бездна изумления.

Внезапно Мишка застонал, распахнул глаза. Олег встрепенулся – хоть этот баламут живой! Он вытащил бойца из-под Горгулина.

Мишка шевелил ногами, как бы помогая ему. Потом он вскочил. Память вернулась к нему, сознание окончательно утвердилось. Фендик начал заполошно вертеть головой.

– Что такое, командир? – На лбу у него расплывался здоровенный шишкарь.

Повезло парню! Все пули попали в других!

Мишка потрясенно уставился на мертвых товарищей, сглотнул и начал судорожно ощупывать себя.

– Командир, а кто это их?.. Вот же гребаный карась, неужто баба?.. – Мишка выпалил еще одно нецензурное слово, означающее, что все очень плохо, потом закашлялся и кинулся в угол, где стал выворачивать желудок наизнанку. Сотрясение мозга – в рубашке родился!

Олег застонал, от злости рубанул кулаком по столу. Тот подпрыгнул и лишь чудом не рассыпался.

Нестеренко вышел на улицу. Двое погибших за всю «освободительную кампанию», и оба по глупости! Что за баба, откуда взялась? Теперь в бандеровских специальных подразделениях царит полное равноправие? Он кипел от злости, от бессилия что-то сделать. Как теперь решать это уравнение с одной неизвестной? Поставь перед ним кто-то эту барышню, он, не задумываясь, всадил бы в нее весь магазин. И плевать на первое правило внутреннего кодекса: в женщин и детей не стрелять!

Он сидел на доске от крыльца, борясь с тошнотой и головокружением, вспомнил про сигареты, сунул одну в рот и безуспешно пытался поджечь фильтр. Рядом колыхался мертвой зыбью Мишка Фендик.

У диверсантки имелись не только артистические и стрелковые дарования. Еще она умела бесследно растворяться в пространстве. Со всех сторон перекликались люди, обшаривали участки.