Человек безумный. На грани сознания  - Виктор Тен

Итак, мышление детей является, во-первых, как аутическое; во-вторых, как эгоцентрическое. Впоследствии Пиаже добавит стадию сенсомоторного интеллекта, поставив ее в самое начало, когда младенцы еще развиваются чисто рефлекторно.

В современной психологии интерпретаторы Пиаже аутическую стадию «задвигают», как будто Пиаже вовсе ее не выделял. Можете полюбопытствовать в Сети: аутической стадии нигде нет в изложениях его теории психологами. Есть сенсомоторная и эгоцентрическая. Детский аутизм, как страшный зверь, распугал всех психологов. Еще бы: это означает признать, что дети в сравнении со взрослыми – психически ненормальные. Между тем Пиаже даже таблицу дает, где первой формой является «мысль аутистическая», а второй «мысль эгоцентрическая». Первая – несообщаемая и ненаправленная, вторая – несообщаемая, но направленная (там же. С. 46).

Аутическая мысль подобна «реальности сновидения» или воображения. Эгоцентрическая связана с предъявлением своего Я, поэтому ее следует считать направленной мыслью (Я векторно устремлено в Мир), хотя еще не связана с сообщением. Коммуникабельности в ней еще нет, это только манифестация Я. Дети, манифестирующие свои Я в коллективном монологе, напоминают сходку в сумасшедшем доме.

В сказке Кэрролла, где, по сути дела, представлен мир детского мышления, Чеширский Кот говорит Алисе: «Мы все здесь ненормальные, и ты тоже, потому что ты здесь».

Ученые до Пиаже и даже после него перевернули и продолжают переворачивать все с ног на голову, идя от коммуникаций. Якобы коммуникация – это альфа и омега детской речи. Она появляется изначально, как средство коммуникации. Отнюдь: вначале аутизм, потом эгоцентризм, потом коммуникационная функция.

Все свои выводы, сделанные в ходе наблюдений за двумя мальчиками, Пиаже впоследствии убедительно подтвердил в ходе массовых исследований, когда создал целую школу детской психологии в Швейцарии.

По поводу детского аутизма сломано много копий. Одни психологи и психиатры признают его как стадию развития нормальных (2–3 г.) детей, преодолеваемую в ходе социализации. Трудно не признавать то, что наблюдают миллионы родителей и воспитателей. «Илюшечка, что ты там говоришь?» – «Нисево», – смущается Илюшечка и замолкает, но спустя минуту забывается и вновь начинает беседовать сам с собой.

Другие считают детский аутизм, через который прошли все нормальные люди, болезнью столь же уверенно, насколько не знают причин. Под последней позицией нет твердой почвы. Диагноз «аутизм» равнозначен по клинической точности диагнозу «одержимость» темных времен Средневековья. Многие психиатры из числа тех, кто признает факт именно медицинской патологии, отказываются от медицинских методов, считая, что «лучший врач для аутиста – это педагог».

Разумеется, есть аутизм как заболевание. Любая особенность детской психики, если она не преодолена в ходе развития, является болезнью взрослого человека. А ребенок может болезненно «замкнуться» только потому, что вы на него всего один раз разгневались, когда он был младенцем и «ничего не понимал»: он пережил смертельный ужас. Все обращают внимание, во-первых, на повышенные способности взрослых аутистов (неудивительно: жизнь «в себе» будит скрытые способности); во-вторых, на бесконечное разнообразие проявлений («узнав одного аутиста, вы узнаете только одного аутиста»). Оба фактора сближают аутизм с шизофренией: шизофреники, как известно, часто бывают одаренными людьми («гений – это управляемая шизофрения»), а проявления шизофрении бесконечны настолько, что многие психиатры «относят к шизофрении все случаи нервно-психической патологии» (Буянов, 1986. С. 44). Кстати, среди симптомов шизофрении фиксируется и «отсутствие тяги к общению», что также сближает ее с аутизмом (там же. С. 42).

Кроме клиники, есть еще одна общая платформа – эволюционная. Аутизм и шизофрения – это эксклюзивы Homo sapiens, не встречающиеся в животном мире. Не открывает ли данный фактор возможность для понимания сущности этих явлений? Именно: не в глубинах ли филогенеза нашего вида спрятана тайна? Не относятся ли эти феномены к разряду рекапитуляций согласно биогенетическому закону? Если бывают анатомические, физиологические рекапитуляции, почему не может быть психических?

На стадии эмбриона у всех людей имеются рыбьи признаки, а также зачаток хвоста. Подавляющее большинство рождаются без этих признаков, но встречаются такие заболевания, как «рыбный запах тела», «сухая, рыбья кожа», нуждающаяся в постоянном смачивании, даже чешуя и хвост. Соматические заболевания часто признаются рекапитуляциями, а вот возможность психических рекапитуляций, как правило, не признается. В этом, на мой взгляд, заключается главная проблема общей теории филогенеза психики. Признание шизофрении в качестве филогенетического заболевания; признание факта, что шизофреники и аутисты – это попавшие в не свой век носители партиципированного мышления, – вот начало решения проблемы происхождения человеческого сознания.

Если шизофрения и, соответственно, аутизм были стадией в филогенезе, они должны рекапитулироваться в онтогенезе, согласно биогенетическому закону. В норме – в состоянии детства, в патологии – во взрослом состоянии.

Морфогенез человека опережал психогенез исторически, свидетельством чему являются ископаемые прямоходящие гоминины возрастом 7–6 млн лет, но без эндокранных признаков мышления и речи. Этим можно попробовать объяснить стадиальный разброс физических и психических рекапитуляций в онтогенезе. Анатомические признаки рекапитулируются раньше – на стадии эмбриона; аутизм – на стадии младенчества.

Новорожденный, будучи морфологически уже человеком, с точки зрения психологического развития еще эмбрион. Если его изолировать с колыбели, телесно он сформируется как полноценный человек, но психически он будет неполноценен (примеры с императором Иоанном Антоновичем, султаном Мустафой I, Каспаром Гаузером). У животных все по-другому. Привлечем в качестве примера практику. В прошлом люди запирали в тесных клетках в одиночестве новорожденных поросят, а потом уже взрослых сгоняли на выпас. Это были совершенно нормальные животные как физически, так и психически. Социум (стадо) формировался за считаные часы; животные активно общались и прекрасно понимали друг друга. То же самое наблюдается с собаками. Выросшие без контакта с себе подобными т. н. «цепные псы», оказавшись в случае потери хозяев на улице, находят бродячих собак и спустя короткое время ничем от них не отличаются, занимая свое место в иерархии стаи. Невозможно представить себе беспроблемное формирование социума из взрослых людей, выросших в условиях изоляции с младенчества (феномен маугли).

Разница, на мой взгляд, заключается в том, что социальность животных инстинктивна, а человеческая социальность – это качество, интериоризируемое с первых шагов, но не врождённое, не инстинкт. Не случайно А. Н. Леонтьев пишет о необходимости «очеловечивания психики ребенка», добавляя при этом: «И я могу лишь согласиться с мыслью профессора А. Пьерона, который в лекции о становлении собственно человеческого в человеке говорил: «Ребенок в момент рождения лишь кандидат в человеки…» (Леонтьев А. Н., 1983. С. 79).

Ребенок в первый постнатальный период является психологическим эмбрионом. Он не сможет стать человеком разумным, не пережив все положенные стадии, которые радикально отличаются от того, что мы наблюдаем у животных. Дети, вырванные из этого процесса, не могут «очеловечиться» в полной мере. Известны случаи с младенцами, выросшими среди животных. Вполне вероятно, что в собачьей или обезьяньей стае они сразу становились адаптивны, но они становились психологическими собаками, обезьянами и при возвращении в общество никакие усилия психологов и педагогов не могли сформировать полностью человеческий психотип в этих обладателях человеческих тел. До настоящего времени мы не имеем других серьезных теорий, объясняющих сугубый характер психики малых детей, кроме теории Пиаже, а в ее рамках – учения об аутической стадии.