Марко Поло - Сергей Нечаев

Кашгар (Каши) — это уже нынешний Китай[21]. Считается, что название это обозначает богатство и изобилие, а слово «каш» на местном языке — это «место». В древних китайских летописях династии Хань это место упоминалось под названием «Сулэ» или «Цзюша», и это место еще до Рождества Христова славилось своими ярмарками и проходившей через него военной дорогой.

Трудности перехода через Памир закончились, и караван венецианцев в конечном итоге достиг цветущего оазиса с городом Хотан — важного перевалочного пункта на Великом шелковом пути, который находился на самом краю пустыни Такла-Макан в западной части нынешнего Китая. Этот район отличался особой труднопроходимостью, недаром же название «Такла-Макан» означает «покинутое обиталище».

Такла-Макан — одна из крупнейших песчаных пустынь мира. Длина ее с запада на восток превышает тысячу километров, а площадь песков составляет около 300 тысяч квадратных километров.

Хотан в XIII веке, как пишет В. В. Бартольд, «находился под властью императора Китая», хотя «позже Хотан, по-видимому, всегда разделял политические судьбы Кашгара и других городов этой области»{155}. А вот по мнению Лоуренса Бергрина, Хотан уже во времена Марко Поло «номинально подчинялся Хубилай-хану»{156}.

Хотан был удален от морских путей как ни одно другое место в мире. Тем не менее после лишений, испытанных при переходе через горы, венецианцы смогли оценить роскошь, которую он предлагал путникам, ведь там, как сказано в книге Марко Поло, было «всего вдоволь: хлопка родится много, у жителей есть виноградники и много садов; народ смирный, занимается торговлей и ремеслами»{157}.

Пополнив в Хотане запасы воды и провизии, Марко и его спутники постарались наверстать время, потерянное в Бадахшане, и немедля двинулись дальше, к легендарному двору великого хана Хубилая.

Через пять дней после отправления из Хотана они вступили в провинцию Пейн.

О ней в книге Марко Поло сказано: «Народ почитает Мухаммеда и подвластен великому хану. Городов, городков тут много. Пейн — самый знатный город и столица царства. Есть здесь река, где водятся яшма и халцедон. Всего тут вдоволь; хлопка много. Народ торговый и занимается ремеслами»{158}.

А потом караван Поло много дней пробивался через пустыню, останавливаясь в оазисах, пока не достиг Лопа.

Генри Харт пишет: «В Лопе (современный Чар-клык) путешественники стояли целую неделю, чтобы набраться сил для преодоления пустыни Гоби»{159}.

Пустыня эта[22](Марко Поло называет ее пустыней Лоб) раскинулась на северо-западной окраине современного Китая. Она всегда считалась очень опасной, так как могла сбить с пути даже самых осторожных и опытных путников.

В книге Марко Поло говорится: «Лоб — большой город в начале пустыни. Там, где в нее входят, называется она пустыней Лоб и тянется на восток и северо-восток. Лоб принадлежит великому хану.

Жители — мусульмане. Кому дорога через пустыню, тот останавливается тут на неделю — самому отдохнуть, да и скоту дать набраться сил, а через неделю, набрав харчей на целый месяц и себе, и для скота, выходят из города в пустыню»{160}.

Перейти пустыню было крайне трудно, а в длину — просто невозможно. Марко Поло в связи с этим рассказывает: «Пустыня та, скажу вам, великая; в целый год, говорят, не пройти ее вдоль; да и там, где она уже, еле-еле пройти в месяц. Всюду горы, пески да долины; и нигде никакой еды. Как пройдешь сутки, так найдешь довольно пресной воды; человек на пятьдесят или на сто хватит ее; так по всей пустыне: пройдешь сутки и найдешь воду. В трех-четырех местах вода дурная, горькая, а в других хорошая, всего двадцать восемь источников. Ни птиц, ни зверей тут нет, потому что нечего им там есть»{161}.

Устрашающее описание пустыни, приведенное Марко Поло, достаточно точно. Эта угрюмая и неприветливая пустыня простирается с юго-запада на северо-восток на 1600 километров и имеет площадь почти в полтора миллиона квадратных километров. Недаром китайцы называют ее Шамо, что в переводе означает «Пустыня смерти».

Карл Риттер описывает ее так: «Далее на восток начинаются горы подвижного песка, в которых нет ни одной тропинки; люди и животные, особенно во время знойных ветров, сбиваются там с пути и нередко гибнут в большом числе. Слышатся беспрестанно сильный свист, шум и стук, неизвестно откуда происходящие; страх и тоска обнимают душу. Иначе и быть не может: злые демоны живут здесь»{162}.

Из пустыни караван венецианцев вышел в отдаленную провинцию Тангут, известную как Западное царство (или Западное Ся). В 982 году этот регион поднял восстание, что вынудило китайских императоров к 1006 году фактически признать независимость тангутов. Теперь же они хранили верность далекому Хубилай-хану. Тем не менее «в течение всего XIII века, несмотря на уничтожение тангутского государства, входившие в него ранее области продолжали рассматриваться как единое целое»{163}.

Удивительно, но Марко Поло даже в Тангуте, который он проехал с запада на восток, нашел следы несторианского христианства, но преобладал там явно буддизм, официальная религия тангутов.

В книге Марко Поло сказано: «Много у них аббатств и много монастырей, и во всех множество разных идолов; народ приносит им большие жертвы и всячески их чествует»{164}.

Описывая Тангут, Марко Поло уделяет внимание буддийским «идолам», и видно, что он остался под впечатлением от того, какого они размера — «деревянные, глиняные, каменные, все вызолоченные и хорошо сработанные»{165}.

Но еще больше его поразил местный ритуал сожжения умерших.

В книге Марко Поло говорится: «Тела мертвых идолопоклонников всюду сжигают; скажу вам еще, когда мертвого несут из дома туда, где его станут сжигать, по дороге родные его строят деревянный дом, покрывают тот дом шелковыми и золотыми тканями, перед ним, когда проходят, останавливаются и вдоволь преподносят тут вина и пищи мертвецу; а делают это, говорят, для того, чтобы и на том свете мертвецу был такой же почет; а когда принесут его туда, где сжигают, вырезывают родичи из бумаги людей, коней, верблюдов и монеты в безан; всё это тут же сжигается, и говорят, что на том свете у покойника рабов, скота, овец будет столько же, сколько они сожгли бумажных. Скажу вам еще, когда несут сжигать покойника, перед ним играют на всевозможных инструментах»{166}.