Самое сильное заклятье - Лайон Спрэг де Камп

Пэдуэй возвращался в Рим в самом прекрасном расположении духа. Впервые, не считая деловых визитов к Томасусу-сирийцу, он побывал в гостях! А Мартин, несколько холодный внешне, в глубине души был человеком общительным… Он спешился и отдал поводья Германну, даже не обратив внимания на трех угрюмых типов, что стояли возле изгороди у его дома на Длинной улице.

Путь преградил бородатый мужчина, самый солидный из трех поджидавших. В его руке был лист бумаги – настоящей бумаги, наверняка от обученного Пэдуэем валяльщика, – с которого он вслух читал:

– …среднего роста, каштановые волосы, карие глаза, нос крупный. Говорит с акцентом. – Бородач резко вскинул голову: – Мартинус Падуанский?

– Sic. Quis est?

– Ты арестован. Следуй за мной. И без шума!

– Что?! Кто… почему…

– Приказ префекта города. По обвинению в колдовстве.

– Но… но… Эй! Не имеете…

– Я же сказал: без шума!

Двое зашли с боков, подхватили Мартина под руки и повели его по улице. Когда он попытался воспротивиться, они вытащили короткие дубинки. Пэдуэй в отчаянии завертел головой. Германн уже скрылся за поворотом. Фритарика тоже не было видно: разумеется, спал, как обычно. Пэдуэй набрал полную грудь воздуха, приготовившись закричать, но мужчина справа угрожающе взмахнул дубинкой. Воздух пришлось с шумом выпустить.

Тюрьма стояла на Капитолийском холме. Безучастный чиновник немедленно потребовал назвать имя, возраст и адрес. Пэдуэй до сих пор был точно в тумане. Мозги работали на высоких оборотах, однако явно вхолостую. Почему-то вспомнилось, что арестованный имеет право позвонить адвокату… В сложившейся ситуации эти полезные сведения вряд ли могли пригодиться.

Низкорослый, но очень подвижный итальянец, развалившийся на лавке, при появлении Мартина резко вскочил на ноги.

– Колдовство? С участием чужестранца? Похоже, это ко мне.

– Нет-нет, – возразил чиновник. – Вы, представители центра, ведаете делами, затрагивающими исключительно готов. Этот человек не гот; по его словам, он американец.

– Изучи получше правила! Под нашу юрисдикцию подпадают все особо тяжкие преступления с участием чужестранцев. Поступил сигнал о колдовстве? Значит, арестованным буду заниматься я.

Низкорослый решительно двинулся к Пэдуэю. Мартину, надо сказать, очень не понравился термин «особо тяжкие преступления».

– Не валяй дурака! Ты что, потащишь его на допрос в Равенну? У нас отличная камера пыток!

– Я выполняю свой долг, – отчеканил представитель центральной власти. Он взял Пэдуэя за руку и потащил его к двери. – Идем, колдун. Мы покажем тебе настоящие пытки. Эти римские недоучки ни черта не смыслят.

– Боже всемогущий! Ты с ума сошел?! – Чиновник сорвался с места и схватил Пэдуэя за другую руку; то же поспешил сделать и арестовавший Мартина бородач.

– Юстиний! – пронзительно завопил представитель центра. – Живо доложи помощнику префекта, что городские власти пытаются укрыть от нас преступника!

Неприметный человечек юркнул в дверь.

Одновременно отворилась другая дверь, и вошел тучный, сонного вида мужчина.

– Что за шум? – раздраженно процедил он.

Тюремщик и полицейский отпустили Пэдуэя и вытянулись по стойке «смирно». Воспользовавшись этим, низкорослый потащил пленника к двери; местные чиновники тут же забыли об этикете и вновь схватили Мартина. Все трое загалдели, взывая к тучному и силясь перекричать друг друга. Пэдуэй пришел к выводу, что перед ним муниципальный commentariensius, начальник полиции.

Двое других полицейских впихнули в помещение худого оборванного узника и немедленно вступили в спор с истинно итальянским темпераментом, переживая происходящее до глубины души и отчаянно жестикулируя. Узник, недолго думая, выскочил за дверь. Лишь через минуту заметив это, полицейские переключились друг на друга.

– Ты зачем его отпустил?

– Я?! Ты сам его отпустил, болван!

Тем временем неприметный человечек по имени Юстиний привел томную, изысканно одетую особу – очевидно, помощника префекта. Особа махнула надушенным платочком в сторону обступивших Пэдуэя чиновников и вяло молвила:

– Эй, там, отпустите арестованного. Вы его просто разорвете, и некого будет допрашивать.

По тому, как тихо стало в помещении, Пэдуэй понял, что помощник префекта – большая шишка.

Томная особа со скучающим видом задала несколько вопросов, а затем рассеянно обронила:

– Прости, дорогой commentariensius, но боюсь, что этот человек все же принадлежит нам.

– Нет! – упрямо прогнусавил начальник полиции. – Арестовывать и судить – в полномочиях местных властей. Центр не имеет права вмешиваться!

– Ах, мой милый, ты так утомителен! – Помощник префекта зевнул. – Не забывай: я представляю префекта, а префект представляет короля, и если я прикажу передать арестованного, ты безропотно это сделаешь… Я приказываю.

– Приказывай сколько хочешь! Тебе придется забирать его силой, а моих людей больше. – Шеф полиции ликующе улыбнулся и щелкнул пальцами: – Клодий, сходи за нашим славным градоначальником. Посмотрим, кто, в конце концов, распоряжается городской тюрьмой!

Чиновник выбежал.

– Конечно, – продолжил шеф полиции, – можно воспользоваться методом Соломона.

– Разрубить арестованного пополам? – догадался помощник префекта.

– Ну! Господи боже, вот было бы смешно! Ха-ха-ха-ха! – Шеф полиции заливался смехом, пока по его лицу не потекли слезы. – Ты что предпочитаешь – голову или ноги? – выдавил он сквозь хохот. – А-ха-ха-ха!

Полицейские послушно засмеялись; помощник префекта позволил себе вялую улыбку. Один только Пэдуэй не разделял всеобщего веселья, посчитав такой юмор излишне грубым. Вскоре прибыл градоначальник. В роскошной тунике с двумя пурпуровыми полосами римского сенатора, Гонорий шествовал величавой поступью; с мясистого квадратного подбородка свисали жирные складки, что в сочетании с надменным выражением лица и маленькими холодными глазками делало его похожим на черепаху.

– Ну, в чем дело? – Голос сенатора напоминал скрежет напильника по металлу. – Быстро, быстро, я человек занятой!

Начальник полиции и помощник префекта изложили каждый свою версию. Чиновник подал толстенный свод законов. Три важные персоны отошли в сторону и зашептались, переворачивая страницы и ссылаясь на положения.

Наконец помощник префекта капитулировал и делано зевнул.

– Хорошо-хорошо. Все равно тащить его в Равенну – такая тоска! Тем более начинается сезон москитов… Рад был повидаться.

Он отвесил учтивый поклон градоначальнику, небрежно кивнул шефу полиции и удалился.

– Ну что мы будем делать с заключенным теперь, когда он наш? – спросил Гонорий. – Дайте-ка мне эту жалобу.