Чудо с замужеством Джулианы - Джудит Макнот

«Я знаю, бабушка, как тебе за меня стыдно. Я ведь только хотела протанцевать с ним три танца, чтобы сэр Фрэнсис забрал назад свое предложение… Я знала, что не нужно было позволять ему целовать меня, я знала это, но, бабушка, если бы тебе хоть раз пришлось поцеловаться с Николасом Дю Виллем — ты поняла бы меня! Если бы ты увидела его улыбку и услышала его смех ты бы поняла. Я так хочу опять увидеть его улыбку и услышать его смех! О, как я мечтаю исправить свою ошибку! Я так страстно и безнадежно жажду этого, стремлюсь к нему, хочу его, хочу и снова хочу. И все плачу и плачу…»

Сидя на краешке подоконника, Джулиана не мигая смотрела в морозную ночь.

Она крепко обхватила плечи руками, будто это могло спасти от холода, который с каждой минутой ожидания все глубже проникал в ее сердце. Подняв руку к заиндевевшему стеклу, она начертила пальцем круг, а потом другой — внутри первого. Когда она принялась за третий, в центре круга показалось отражение мужчины — в рубашке с расстегнутым воротом, руки в карманах брюк. Он приближался к ней, и сердце Джулианы сильно и мучительно забилось.

Он подошел к ней сзади совсем близко, и Джулиана молча ждала, пытаясь разглядеть отражение его лица в окне, потому что боялась того, что должна была сейчас увидеть… или не увидеть, если бы повернулась и прямо посмотрела ему в лицо.

— Джулиана…

Его голос от волнения звучал глухо и хрипло. Джулиана судорожно перевела дыхание и, медленно повернув голову, встретилась с ним глазами. Она увидела робкий взгляд и грустную, виноватую улыбку.

— Вы подумали тогда, что я Бог, а потом — что дьявол. А хотите узнать, что подумал я, когда увидел вас?

Стараясь справиться с охватившим ее волнением, Джулиана молча кивнула.

— Я подумал — передо мной ангел. Не в состоянии ни дышать, ни двигаться, она ждала, пока он скажет, что же он думает о ней сейчас. И Ники сказал ей. Не отводя от нее взгляда, он серьезно и даже торжественно произнес:

— Я тоже хочу вас, Джулиана.

Джулиана встала, шагнула к нему и тут же почувствовала себя в его железных объятиях. Губы его нежно и настойчиво нашли ее рот, а руки ласково и властно гладили спину и бедра, пытаясь прижать всю ее — и грудь, и живот, и ноги — к своему телу. Мучительно медленно он раздвинул ей языком губы, и ей показалось, что она падает куда-то в бездонную глубину. Его поцелуй показался Джулиане бесконечным; почувствовав, что сейчас задохнется, она без сил приникла к нему, обхватив его руками за шею. Оторвавшись наконец от ее губ, он нежно коснулся ртом ее щеки, уголка глаза, виска и зарылся лицом в пушистые волосы.

— Я хочу тебя, — нежно прошептал он. — Хочу.

Она чувствовала щекой тепло его груди, сильные руки обнимали ее. Джулиана ждала, что он снова ее поцелует. Робко и нерешительно она попыталась поощрить его к этому, тихонько погладив по спине, а когда в ответ на эту ласку он лишь крепче прижал ее к себе, она стала действовать более решительно.

Запрокинув голову, она пристально посмотрела в его полуприкрытые, тлевшие сдерживаемой страстью глаза и медленно провела ладонями вверх по его груди, открыто приглашая к действию и глядя, как в его глазах разгорается огонь желания.

Ники откликнулся на ее призыв: его пальцы скользнули ей под волосы на затылок, и, нагнувшись совсем близко к ее лицу, он хриплым от страсти голосом прошептал:

— Боже, как я хочу…

Обтянутые шелком стены большого салона в великолепном загородном доме Николаса Дю Вилля близ Лондона были увешаны бесценными полотнами известнейших мастеров и украшены сокровищами, достойными королевских дворцов. Сейчас в нем находился сам хозяин с четырьмя самыми своими близкими друзьями — Уитни и Клейтоном Уэстморленд и Шеридан и Стивеном Уэстморленд. В доме находились также родители хозяина — Юджиния и Генри Дю Вилль. Седьмым гостем была вдовствующая герцогиня Клеймор, которая всегда поддерживала хорошие отношения с Дю Виллем-отцом и являлась матерью Клейтона и Стивена.

В этот особый день все гости, разделившись на две группы, сидели в огромной гостиной. Одну группу составляли почтенные родители — Юджиния, Генри и вдова-герцогиня. В другой группе были четверо друзей Николаса Дю Вилля, которые тоже были родителями, хотя, конечно, более молодыми.

Восьмым в комнате был сам Николас Дю Вилль, не примыкавший ни к одной из групп, потому что еще не был родителем.

Но он собирался стать им с минуты на минуту.

Двое его друзей-мужчин, уже пережившие это невыносимо нервозное ожидание, с видимым удовольствием наблюдали за его мучениями. Они наслаждались, потому что Николае Дю Билль был известен среди высшей аристократии своей несравненной способностью сохранять непоколебимое спокойствие и даже веселиться в ситуациях, заставлявших не менее утонченных джентльменов потеть и чертыхаться.

Сегодня, однако, от его легендарного самообладания не осталось и следа. Он стоял у окна, бессмысленно и самоотрешенно потирая правой рукой затылок. Он остановился там после того, как мать, видя, что сын ее мечется, беспокойно меря шагами ковер посреди гостиной, со смехом сказала ему, что больше не вынесет его постоянного мелькания перед глазами.

И поскольку год назад ее сердце было таким слабым, что она не могла самостоятельно подняться даже на несколько ступеней, и непонятно, каким образом то же самое сердце сейчас настолько окрепло, что позволяло своей хозяйке делать гораздо большие усилия, ее беспокойный сын тут же прекратил свое хождение. Но тревога его не оставила.

Его друзья с интересом и сочувствием смотрели на его напряженную спину вообще-то больше с интересом, чем с сочувствием, потому что Николас Дю Вилль когда-то вызывал крайнее восхищение их собственных жен своей неимоверной бесстрастностью.

— Насколько я знаю, — подмигивая, соврал Стивен Уэстморленд, — Клей как раз встречался со своими компаньонами, когда Уитни рожала. А потом, помнится, мы поехали в «Уайтс»и сыграли несколько партий в вист с очень высокими ставками.

Клейтон Уэстморленд втихомолку из-за плеча посматривал на будущего папашу, который никак не реагировал на эти слова.

— Ник, может быть, смотаемся в «Уайтс»? Мы могли бы вернуться или поздно вечером, или рано утром.

— Не городи чепухи, — был короткий ответ.

— На твоем месте я бы поехал, — с ухмылкой посоветовал Стивен Уэстморленд.

— Если я расскажу всем, что ты бегал тут как тигр в клетке и вел себя как настоящий лунатик, ты никогда больше не посмеешь и глаз показать в «Уайтс».

Правление клуба лишит тебя членства. Жалко, конечно, — ты ведь придавал определенный стиль всему заведению. Я мог бы использовать все свое влияние и похлопотать за тебя, чтобы тебе позволили иногда посидеть у окошка во имя твоих старых заслуг!

— Стивен!

— Да, Ник?

— Пошел ты к черту!

Тут вмешался Клейтон, стараясь казаться совершенно серьезным: