Тень Крысолова - Анджей Заневский

Прячусь в гуще колючих веток розового куста.

Здесь я в безопасности. Птицы избегают таких мест, где можно лишиться перьев. Меня манят разбросанные под каменной скамейкой ароматные рыбьи косточки с оставшимся на них копченым мясом. Я выбегаю из-под куста, хватаю рыбу и утаскиваю её в в самую гущу колючих веток. Немножко жира, шкурка, хвост…

Съедаю заодно и ползущую по зеленой ветке мягкую улитку.

Но желудок требует еще. Слышу жужжание… Нахожу узкий туннель в земле среди листвы. Нора! Я удираю со всех ног подальше от нее, потому что там устроили свое гнездо осы. Когда-то в этой норе, определенно, жили крысы – значит, поблизости могут жить и другие грызуны…

Полоса розовых кустов неожиданно обрывается. Внизу навалены друг на друга растрескавшиеся бетонные блоки. Обрыв невысокий. Я прыгаю и приземляюсь на поросшие серым мхом плиты. Переворачиваюсь и вдруг вижу уставившиеся прямо на меня крысиные глаза.

Крыса насторожила ушки и шевелит вибриссами. Я подхожу к ней, а она, хотя и обеспокоенная, не уходит. Наоборот – пододвигается ближе и тычется в меня носом… Сосредоточенно обнюхивает мою голову, спину, бока…

Усталость отступает, страх уже не лишает меня сил, царапины и ушибы не болят. Я лижу её мордочку, забираюсь ей на спину, хватаю зубами за шею и придерживаю с боков лапками. Ее теплый голый хвост ещё больше возбуждает меня. Я резким рывком вхожу в неё и быстрыми движениями стараюсь ускорить извержение.

Возбуждение не спадает. Я двигаюсь толчками вперед и назад, сжимаю крепче зубы – скорее, скорее бы освободиться от внутренней тяжести и напряжения.

С выгнутой спиной и затуманившимся взглядом она старается удержать равновесие. Я чувствую, как быстро колотится её сердце. Слегка покусываю ей ухо и шею. Счастливая, покорная, она покоряется мне и отдается… Все…

Я слезаю с неё довольный и удовлетворенный. Она трется о меня всем своим телом.

Мы вместе спускаемся в темный влажный лабиринт.

Я уже не помышляю о возвращении в старую нору, к той самке, в те коридоры и каналы… Она ведет меня знакомыми ей тропами, а я иду за ней, опустив нос ей под брюхо, втягивая в ноздри её запах, чувствуя, как во мне растет желание владеть ею и только ею…

Одурманенный чувством удовлетворении и запахом моей самки, я нежно прихватываю зубами кончик её хвоста. Она ведет меня к укрытой за бетонной стеной норе, к своим запасам еды, ведет гуда, где тепло, туда, где устроено уютное гнездо, где я смогу разлечься на спине или на боку, потягиваясь и зевая. Но я шел за ней не только в поисках безопасного жилища. Мне нужно было спокойно выспаться, чтобы мой сон не прерывали ни крики, ни грохот, ни страх, ни погоня… Ведь постоянное ощущение страха тоже может убивать – так же, как яд, как капкан, как сжимающаяся вокруг шеи стальная петля. Я хотел освободиться именно от этого давящего страха, от ужаса, который был не только вне, но и внутри меня, который переполнял все мои мысли, чувства, желания…

Ведь совсем недавно я видел одиноких, отупевших от боли крыс, дергающихся в судорогах, крыс, в чьих зрачках уже не оставалось ничего, кроме этого страха, страха, который способен лишить не только сил идти дальше и стремления добывать пропитание… Парализующий страх уничтожил в них желание защищаться, потому что он разрушил надежду на то, что защититься возможно.

Насколько далек был я сам от такого состояния? Скоро ли и я превращусь в исхудавшую, взъерошенную, бесполую, не чувствительную даже к голоду крысу, издыхающую у подвальной стены?

Я чувствовал, что именно эта самка с длинным розовым хвостом может спасти меня.

Она кокетливо оглядывается, проверяя, иду ли я за ней. Я знаю, что она мной довольна.

По бетонным ступенькам мы спускаемся вниз, на влажные плиты пола. На стенах видны известковые наплывы. Белые сталактиты сверкают в слабых лучах падающего сверху света. Тяжелая, неприступная стена, к которой она подводит меня, кажется концом нашего путешествия.

Исчезла? Провалилась? Еще секунду назад я дотрагивался вибриссами до её хвоста. Ее нет. Я удивленно проверяю все вокруг, опасаясь, что могу попасть в незнакомую мне западню…

Слышу доносящийся снизу писк и снова чувствую резкий запах её желез.

Она высовывает голову из-под известкового наплыва. Рядом с ней кусок проржавевшей решетки отходит в сторону, открывая вход в узкий туннель.

Она юркнула туда, значит, знает дорогу. Я снова иду за ней, стараясь держаться поближе, чтобы опять не потерять её.

Мы доходим до длинного ряда подземных залов, заполненных инструментами и машинами. Она идет посередине уверенно, не прячась, не скрываясь за ящиками. Люди здесь давным-давно не появлялись.

Я вдыхаю запах еды, смешанный с вонью плесени и тухлятины. Ящики с сухарями, мешки с мукой и крупами, банки с мясом и жиром, сочащимся из проеденных ржавчиной дыр, пакеты с листьями чая, зернами кофе, картонные коробки с подмокшим сухим молоком. За этими забитыми до потолка помещениями следуют все новые и новые, как будто это невероятное обилие пищи бесконечно…

Наверное, поэтому молодая самочка так привлекла меня своей блестящей, пушистой шерсткой и исключительно сильным, восхитительным запахом. Она никогда не голодала, ей никогда не приходилось искать еду, драться за каждый кусок, защищать или отбирать пищу у более сильного или слабого.

Наевшаяся, сытая, спокойная и уверенная в том, что всегда найдет гору еды на том же самом месте, она тыкалась в меня носом и осторожно щипала за бока, кокетничая и требуя удовлетворения. А я хотел только есть, есть, есть…

Ну разве имеет значение то, что вся эта еда залежавшаяся, подгнившая, заветрившаяся, заплесневелая, если она здесь, рядом, громоздится огромными кучами прямо перед оголодавшей, отощавшей, облезлой, больной, блохастой и перепуганной крысой?

Я устраиваюсь на мешке с сахаром и пожираю его так, точно готов съесть целую гору, переместить её сразу всю целиком в свои кишки.

Самка едва трогает зубами сахарную поверхность и продолжает толкать меня, щипать, прижиматься, склонять голову мне на плечо, хватать лапками за хвост в попытках привлечь мое внимание.

Я жру, глотаю, набиваю брюхо едой. Я пока не в состоянии поверить в то, что её может быть так много и что мне совершенно не нужно тратить силы на то, чтобы добывать её.

Она ждет, когда же я наемся, нетерпеливо трогая меня лапкой, носом, вибриссами. Я чувствую, что в ней растут недовольство и обеспокоенность моим равнодушием к её запахам, формам, гладкости, мягкости хвоста и животика. В конце концов она щиплет меня за ухо. Мне больно, но я не перестаю есть, хотя мое брюхо уже округлилось и затвердело. Разозлившись, она снова вонзает зубы мне в ухо. Я пищу от боли и с силой отпихиваю её лапками так, что она падает между мешками. Я продолжаю жевать, а она стоит рядом, сопя от злости и возбуждения.

И вдруг я почувствовал, что не могу больше есть, хотя мне хотелось съесть сразу все, до последней крошки, до последнего зернышка.