Тайная жизнь пчел - Сью Монк Кид

Мы прошли мимо страхового агентства Уорта, офиса Электрической компании округа Тибурон и магазина, где на витрине были выставлены хула-хупы, очки для плавания и коробки бенгальских огней, а поперек стекла аэрозолем было написано: «ПРАЗДНИК ЛЕТА». На некоторых заведениях, таких, например, как «Фермерский банк», висели плакаты: «ГОЛДУОТЕРА[3]В ПРЕЗИДЕНТЫ», а иногда ниже была наклейка, гласящая: «ЗА ВОЙНУ ВО ВЬЕТНАМЕ».

Возле главпочтамта я оставила Розалин на тротуаре, а сама зашла внутрь, туда, где были абонентские ящики и лежали воскресные газеты. Нигде не было объявлений о том, что нас с Розалин разыскивают. Передовица в газете «Колумбия» рассказывала о сестре Кастро, шпионящей для ЦРУ, и ни словом не упоминала белую девочку, которая помогла негритянской женщине сбежать из тюрьмы в Силване.

Я бросила в щель десятицентовик и взяла газету, думая, что про нас может быть написано где-нибудь внутри. Мы с Розалин зашли в переулок и, присев на корточки, разложили газету на земле. Мы просмотрели каждую страницу: там писали про Малкольма Икс, про Сайгон, про «Битлз», про теннис в Уимблдоне и про мотель в Джексоне, штат Миссисипи, который закрылся, но не пожелал принимать цветных постояльцев. И ни слова о нас с Розалин.

Иногда хочется упасть на колени и возблагодарить Бога за все те ужасные события, о которых пишут в новостях.

Медоносные пчелы — это общественные насекомые, живущие колониями. Каждая колония — это семья, состоящая из яйцекладущей самки, или матки, и множества ее бесплодных дочерей, которых называют рабочими. Рабочие совместно добывают пищу, строят гнездо и выводят потомство. Самцы выводятся только в то время года, когда их наличие необходимо.

«Пчелы мира»

Женщина двигалась вдоль ряда белых ящиков, выставленных по кромке леса, окружающего розовый дом. Дом был таким розовым, что выжигал отпечаток на роговице глаза — когда я отвернулась, перед глазами все еще стояло розовое пятно. Женщина была высокой, одетой во все белое, а на голове у нее был тропический шлем с сетками, ниспадавшими на лицо, на плечи и на спину. Она выглядела как африканская невеста.

Приподняв крышку ящика, она заглядывала внутрь, раскачивая дымящееся жестяное ведро взад и вперед. Тучи пчел поднимались из ящика и роились вокруг ее головы. Дважды она совсем исчезала в этой лавине, но всякий раз постепенно проявлялась, словно сон, поднимающийся со дна ночи.

Мы стояли через дорогу, я и Розалин, временно онемевшие. Я — от благоговения перед разыгрывающейся на моих глазах мистерией, а Розалин — оттого, что ее губы были запечатаны табаком «Красная Роза».

— Это та женщина, которая делает мед «Черная Мадонна», — сказала я. Я не могла отвести от нее глаз. Это была Повелительница Пчел, врата в жизнь моей мамы. Августа.

Розалин вяло сплюнула струйку черного сока и вытерла пот с верхней губы.

— Надеюсь, она делает мед лучше, чем выбирает краску.

— Мне нравится этот цвет, — заявила я.

Мы подождали, пока она не зашла в дом, а затем перешли дорогу и открыли калитку в ограде из частокола, который едва не падал под весом Каролинского жасмина. Добавьте сюда весь чеснок, укроп и лимонник, растущий вокруг крыльца, и запах собьет вас с ног.

Мы стояли на крыльце, и дом отсвечивал на нас розовым. Вокруг летали июльские жучки, а из дома лилась тихая музыка — как скрипка, только неизмеримо печальнее.

Мое сердце колотилось. Я спросила Розалин, слышно ли ей, как оно бьется.

— Я не слышу ничего, кроме Господа Бога, который спрашивает меня, что я тут делаю. — Она сплюнула то, что, как я надеялась, было остатками табака у нее во рту.

Я постучала в дверь, а Розалин тем временем бормотала себе под нос: Дай мне силы… Малютка Иисус… Наши заблудшие души…

Музыка прекратилась. Уголком глаза я уловила некое движение за окном — в жалюзи появилась щелочка и тут же исчезла.

Когда дверь открылась, за ней оказалась не та женщина в белом, а другая, в красном. Она была так коротко подстрижена, что ее прическа напоминала маленькую серую плавательную шапочку с тисненым узором, туго натянутую на голову. Она смотрела на нас, строго и подозрительно. Я заметила, что под мышкой у нее зажат смычок, словно это был кнут. Мне пришло в голову, что она может использовать свое оружие против нас. — Да?

— Вы Августа Боутрайт?

— Нет, я Июна Боутрайт, — сказала она, ощупывая глазами швы на лбу Розалин. — Августа Боутрайт — моя сестра. Вы пришли к ней?

Я кивнула, и тут появилась еще одна женщина, с босыми ногами. На ней было платье без рукавов в зелено-белую полоску, а из головы во все стороны торчали коротенькие косички.

— Я Мая Боутрайт, — сказала она. — Я тоже сестра Августы. — Она улыбнулась нам странной улыбкой, такой, от которой становится ясно, что человек перед тобой — не вполне нормален.

Хотелось, чтобы Июна со своим кнутом под мышкой тоже нам улыбнулась, но вместо этого на ее лице читалось раздражение.

— Августа вас ждет? — спросила она, обращаясь к Розалин.

Розалин, естественно, тут же начала выкладывать все начистоту:

— Нет, понимаете, у Лили есть эта картинка… Я немедленно вмешалась:

— Я видела в магазине банку с медом, и продавец сказал…

— Так вы пришли за медом. Так бы сразу и говорили. Пройдите в гостиную. Я позову Августу.

Я одарила Розалин красноречивым взглядом: Ты с ума сошла? Не вздумай рассказывать им о картинке. Что нам было необходимо, так это правдивая легенда.

У некоторых людей есть шестое чувство. Я считаю, что принадлежу к таким людям, поскольку, как только ступила в дом, я почувствовала дрожь по всему телу, ток, который поднялся по спине, спустился по рукам и заставил пульсировать мои пальцы. Я словно бы испускала какие-то лучи. Тело многое узнает еще задолго до того, как мы понимаем это умом. Я спрашивала себя, что же такое знает мое тело, чего не знаю я.

Повсюду был запах мебельного воска. Кто-то прошелся воском по всей гостиной — большой комнате с отделанными бахромой коврами, старым пианино, накрытым кружевной салфеткой и плетеными креслами-качалками, застеленными шерстяными пледами. Перед каждым креслом стояла бархатная скамеечка. Бархатная. Я подошла к одной из них и погладила.

Затем я подошла к столу с откидной доской и понюхала восковую свечку, которая пахла точно так же, как и мебельный воск. Свечка стояла в подсвечнике в форме звезды, а рядом лежала наполовину собранная картинка-пазл, но пока не было понятно, что должно получиться. На столике возле окна возвышался гладиолус, поставленный в молочную бутылку с широким горлышком. Занавески были из тонкой кисеи, но не обыкновенного белого цвета, а серебристо-серого, так что свет, проходя сквозь них, приобретал дымчатый оттенок.