Письма с острова Скай - Джессика Брокмоул

Дэвид

Остров Скай

17 апреля 1915 года

Дэвид!

Ну вот, я все-таки переехала в дом родителей. Жить одной стало совсем невмоготу, с какой стороны ни посмотри. Едва ли не каждый день я ходила на почту, ожидая хоть слова о муже, но потом поняла, что веду себя жалко. Плохие новости найдут тебя, как бы далеко ты ни обретался.

И управляться с коттеджем в одиночку — слишком тяжелая работа. Но я решилась на смелый шаг: строю новый дом, современное каменное здание с шиферной крышей и трубой. Мне выплатили пособие как жене солдата, а Йэна, который мог бы запретить такие расходы, здесь нет. Так что я уже наняла строителей и тому подобное. Вот небольшой набросок будущего дома, как я его спланировала. Старый же коттедж оставлю скотине и птице. Больше мне не придется спать под одной крышей с курами!

От Йэна уже довольно давно ничего не было. Если бы меня это не угнетало, я бы смеялась над тем, что получаю больше писем от человека, которого ни разу не видела, чем от собственного мужа. Но, как говорят, отсутствие новостей — хорошая новость.

Хоть в прошлом письме я об этом не упомянула, знай, я горжусь тем, что ты послал в журнал одну из своих сказок. Уже пришел какой-нибудь ответ? Прошу, держи меня в курсе.

Ты спрашивал, как я решилась отправить издателю стихи. Это все Финли. Когда мы росли, то вечно мечтали о чем-то большом, неизведанном. Сидели на берегу, он что-нибудь вырезал из дерева, я или рисовала, или писала. Наши взгляды убегали за горизонт, и не нужно было никаких слов. Потом он вырос, и па стал брать его в море. Финли уходил рыбачить, оставляя меня на берегу. Он всегда привозил мне камни, и мне казалось, будто я была с ним. Почти каждое утро он садился в лодку и уплывал, но я знала, что это не побег. Наоборот, морские поездки только крепче привязывали его к острову. Если бы все так и продолжалось, он ни за что не покинул бы Скай. Вот тогда он заставил меня пообещать, что я пошлю свои стихи в издательства и хоть таким образом переправлю в большой мир частичку себя. Потому как он — он оказался в ловушке.

Целую неделю я тайком пробиралась по вечерам в школу, чтобы воспользоваться печатной машинкой директрисы. И стучала одним пальцем по клавишам до тех пор, пока не набрала стопку стихов, подходящих для отправки. Остальное, как говорится, история! Поверишь ли, мне было всего семнадцать лет. Мой издатель проявлял по отношению ко мне и моему уединению удивительное терпение, а вчера прислал совершенно неожиданное письмо. Много раз он просил у меня фотографию, чтобы поместить в одной из книг. Наконец сказал, что коли у меня нет снимков, то он пришлет ко мне фотографа! Сейчас я жду окончательного подтверждения, но, скорее всего, этот фотограф будет здесь спустя пару недель. Дэйви, не могу передать, как я нервничаю! Меня еще ни разу не фотографировали. Я никогда не видела себя глазами другого человека (в данном случае — через линзы). Понятия не имею, что надеть. Нельзя, чтобы первый и единственный фотопортрет Элспет Данн разочаровал читателей.

В какой-то момент тебе придется принять решение относительно свадьбы, мой дорогой. Ты должен определиться, хочешь ли оказаться на отплывающем судне или предпочтешь остаться на твердой земле и помахать вслед парому рукой. Я знаю, ты не из тех людей, кого устраивает роль наблюдателя, но, может, это не твой корабль. Может, он плывет не туда, куда ты хотел бы попасть. Ты примешь верное решение. Думаю, ты уже знаешь, каким оно будет.

Э.

Чикаго, Иллинойс, США

9 мая 1915 года

Дорогая Сью!

Как я понял из твоего письма, у тебя все неплохо, несмотря на отсутствие информации с фронта. Кто знает, может, я смогу доставлять тебе самые свежие новости прямо с места событий — если Вильсон наконец уступит. После «Лузитании» у нас все жаждут немецкой крови. На том корабле погибло двенадцать сотен людей, не имевших никакого отношения к войне. Как ты выразилась в одном из первых писем? В Штатах все разбойники и ковбои, так что кайзеру не поздоровится, когда мы до него доберемся.

Учебный год подходит к концу, и я надеюсь, ученики покинут класс слегка поумневшими. Многие все еще отмахиваются от войны как от проблемы Европы, но немало школьников понимают: это куда более масштабное явление. Канули в Лету дни, когда наши государства были изолированы друг от друга. Идет уже двадцатый век. Что касается одной страны — касается всех нас. Теперь мои ученики видят: мир достоин того, чтобы за него сражаться.

Ты и вправду в семнадцать лет была настолько отважной, что решилась представить на суд широкого мира свои стихи? Сью, ты удивительная! И если ты не против моих математических подсчетов, гораздо моложе, чем я мог предположить о столь зрелом поэте. Тебе было семнадцать, когда ты начала публиковаться, значит, судя по дате на первой твоей книге, сейчас тебе двадцать семь. Ты любишь поддразнивать меня из-за моей молодости, но между нами всего четыре года разницы.

Надеюсь, что фотограф уже побывал у тебя и съемки прошло удачно. Ну как, не заставили тебя надеть для портрета старые брюки и обнять овец? Мне бы очень хотелось посмотреть на результат.

Дэвид

Остров Скай

29 мая 1915 года

О Дэйви, какая глупая, глупая война!

Под Фестюбером было крупное сражение. Батальон, в котором служит большинство парней со Ская, стоял в центральной части фронта. В том бою почти каждая семья, которую я знаю, отдала сына или мужа жадной утробе войны.

Моего брата Финли тяжело ранило. Прямо перед ним разорвался снаряд — в Финли, к счастью, не попал, но осколки разворотили всю его левую ногу. Он был буквально в одном шаге от непоправимого. Махэр поехала к нему — за ранение он получил отпуск и теперь находится в Лондоне, в госпитале. Я дошла вместе с ней до пирса и чуть было не ступила на паром. Но не смогла. Не смогла даже ради Финли. Из-за своей трусости я разрыдалась, уткнувшись в рукав, а потом написала брату стихотворение на носовом платке. Надеюсь, оно поведает ему то, что не смогла сказать я сама. Надеюсь, он поймет, как сильно я его люблю. Сейчас жду от махэр вестей и молюсь, что все не так плохо, как я себе представляю.

Йэн тоже был ранен, но не столь сильно, и его отпустили из окопов не дольше чем на пару дней. Он даже не написал мне, просто послал отпечатанный бланк полевой почты, где требуется вычеркнуть строчки, которые не подходят, оставляя нужное: «Я в госпитале — был ранен — поправляюсь». Потом от него пришло и письмо, то есть короткая записка, сообщавшая, что он в порядке — только царапина на плече, не о чем волноваться, — но не могу ли прислать ему сигарет?

И знаешь, Дэйви, что странно? Я и вправду не волнуюсь, по крайней мере о Йэне. Я ощущаю в душе некоторую пустоту. Мне одиноко, но это не редкое чувство в наши дни. Я тоскую о чем-то, хотя сама не могу понять о чем. Во мне нет ни грусти, ни злости, я не боюсь и не переживаю. По крайней мере пока.

Молюсь о том, чтобы Америка не вмешивалась в это. Дэйви, оставайся там, где ты есть. Не поддавайся на подзуживания хулигана. Не хочу, чтобы у меня появилась причина для переживаний.