Кодекс самурая. Запретная книга Силы - Мастер Араши

– Но вовсе нет нужды в том, чтобы подвергать ее такой опасности, – произнес Тацуроо. – Есть власть у нас получить в помощь ее силы. Предназначение Сора-но-ме рисковать своими собственными жизнями.

– Могу ли я отвести вас к ней?

– Чем ранее мы встретимся, тем быстрее освободим всех вас от Гаша-Докуро, – с достоинством заверил стража омиоосей.

– Надеюсь, она придется вам по нраву. Знайте, что уже многие годы, как стала она для нас героиней. Мы все простые рыбаки, большинство из нас никогда не покидало этих мест. Она же и в столице побывала, и на озере Бива. И знаете, кого повстречала там?

– Не иначе как микадо? – попытался угадать Тацуроо.

– Омиоодши. Простая девушка из нашего селения повстречала настоящего омиоодши. Да, понимаю, сами вы почти один из них, и я беседую вот с вами, что честь для меня великая. Но в наше время иоокаи и омиоосеи перестали быть редкостью.

Когда подошли герои к нужному дому, встретила их на пороге юная совсем женщина. Было на ней белое одеяние из тонкого льна.

– Сора-но-ме нашли нас, – оповестил страж торжественно. – Вот же она, почтенные гости, наша героиня.

Женщина склонилась, и увидал Лао Лиань, сколь нежна и хрупка она.

– Добро ж пожаловать, – проговорила она. – Имя мое Изо. Я – искательница жемчуга, ама.

И учил мастер Араши своих учеников

Говорил Лао Лиань тем, кто шел к нему в поисках мудрости Араши:

– Человек, в котором слаба жизненная сила, всегда будет чувствовать себя неуверенно. И будет колебаться он, как лист на страшном ветру, когда приступит к любому делу, и в результате будет он делать все плохо.

Соглашались с ним ученики, ибо хотелось им обладать огромной жизненной силой Воина и прожить настоящую жизнь. И спрашивали они Великого Мастера, что делать им. И напоминал ученику Лао Лиань о четвертой добродетели – о необходимости усиления собственной жизненной энергии.

Говорил Араши:

– Есть только одна жизненная сила. А то, что обычные люди называют «сильной Ки», просто расширенная жизненная энергия. Когда говорят про «слабую Ки», то заблуждаются. Это лишь та жизненная энергия, что расширена недостаточно.

И заставлял Лао Лиань ученика напрягать вытянутую руку, чтобы стала та несгибаемой. Сам же Великий Араши обеими руками своими пытался тогда согнуть руку ученика в локте. И не было у Лао Лианя трудностей согнуть в локте руку ученика.

И заставлял тогда Лао Лиань ученика вновь вытянуть руку и полностью расслабиться. Ученик сосредотачивался на мысли о том, что энергия его сознания устремлялась в его руку и затем, пройдя через пальцы, выходила в безграничное пространство Мироздания. Лао Лиань пытался согнуть руку ученика, но делал это уже безуспешно.

И говорил Лао Лиань пришедшему к нему за истиной Воина:

– Чтобы расширить свою жизненную силу, ты должен поверить в то, что ты делаешь как раз это. Используй свой ум положительно. Знай, что любой звук свободно передвигается по Мирозданию и свет свободно передвигается. Так отчего же не уверен ты в том, что сила твоего ума не может вести себя точно так же? Подобно воде, что стремительно несет поток, твоя жизненная сила течет вперед, если ты веришь в это.

Так говорил Лао Лиань ученикам на пути Силы, на пути Воина.

Омиоодши в одеянии цвета пепла

И увидел омиоодши башню со спасенного корабля. После захода солнца ее поглотила тьма, и ныне контуры строения лишь угадывались во мраке. Собственно, была она так же черна, как и небеса, только вот там, где росла башня из скалы, массивная и тяжелая, не видно было звезд.

И решил отправиться туда омиоодши. Башня принадлежала к священным местам. Возможно, был внутри нее своего рода тронный зал или святилище, где мог он обрести покой. Возможно, хранились там сокровища, которые смогут принадлежать ему.

Не то чтобы нужны ему были богатства. Пусть живут в землях этих варвары, но и у варваров есть свои фетиши, свои украшения.

И двинулся омиоодши дорогой, что вела его к башне. Холод пронизывал его тело, глаза болели от усилий обнаружить во мраке формы и очертания.

Высотой, в тридцать раз превосходящей человеческий рост, вздымалась башня в ночное небо. Омиоодши в одеянии цвета пепла обошел башню со всех сторон. Ни дверей, ни окон нигде не было видно. Зато имелась лестница. И были подобные ступени с трех сторон черной башни.

Камень казался исполнен леденящим холодом. Пальцы омиоодши замерзли, едва достиг он половины пути. Но где же магия его? Летать было невозможно для такого, как он. Ибо если долетит омиоодши до вершины и откажет ему волшебство, обрушится чародей в смерть неминуемую. Поскольку в течение долгого пути ни корабль, ни элементы не желали подчиняться его магии, утратил он веру в силы свои.

И тут из ниоткуда подлетел к нему платок. Пристал этот платок к телу омиоодши. И увидел явственно маг изображение черного дракона.

«Он понесет меня на башню. На самую вершину». Омиоодши понял внезапно, что так оно и случится. Все драконы земли Too умели летать, даже если не было у них крыльев. Летали они не так, как птицы, а парили благодаря своей собственной внутренней силе – и хоть считались драконы сущностями Воды, были они одновременно теми созданиями, что содержат положительную энергию. Драконы были ожившей, явленной во плоти энергией Ян, не более и не менее.

Не ошибся омиоодши. Тело его поднялось в воздух. И подхватил его ветер, оторвал от земли. Воздух казался расплавленным металлом, небеса – темной пастью, что жаждет проглотить его.

Крик вырвался из горла омиоодши. Он парил уже над вершиной башни, между четырьмя зубцами, что, сродни гигантским клыкам, вздымались в небо. Свет звезд был слаб, но мог маг видеть башню изнутри.

Внутренние стены башни выглядели иначе, нежели внешние. Камень был покрыт неким блестящим слоем – возможно, льдом.

Но ужас вызывала не эта субстанция на камнях. Действительной жутью казался тот факт, что нет у башни этой никакой крыши. Что нет внутри нее покоев, нет полов, нет лестниц – ничего.

Башня эта была не чем иным, как черною трубой, ведущей прямо в неизмеримую бездну.

В подземный мир.

Крик омиоодши в сером одеянии не умолкал. В блужданиях сюда он сотни раз прощался с жизнью. После всего произошедшего на корабле была бы смерть для него утешением.

И все же…

Он не хотел рухнуть в эту бездну.

Он не хотел быть пожранным этой каменной глоткой.

Нечто столь отвратительное и уродливое было в этом виде смерти, что отвергал он ее всей душой. Безумный, неудержимый страх обуял его. Он был готов каяться, страдать, лишь бы не рухнуть в пропасть эту.

Лучше было не рождаться вовсе, нежели умереть подобной смертью!