Бронелетчики. Кровь на снегу - Игорь Карде

Отношения между Мешковыми были всегда хорошие, семейные. Михаил, конечно, знал, что его двоюродный брат Алексей, сын деда Трофима, служит у белых, но не винил его. У каждого своя судьба, своя дорога. Михаил покровительственно относился к семье деда Трофима, и та более-менее пережила лихие годы, не пострадала ни во время коллективизации, ни от раскулачивания.

Собственно, раскулачивать у Мешковых было нечего – жили почти бедно, из всей семьи работал только дед Трофим. Бабка часто и подолгу болела, мать, Екатерина Михайловна, умерла, когда Ивану исполнилось всего пять лет. Но у них имелась кое-какая скотина – лошадь, корова, овцы. И птица всякая, как положено… Так что нищими их тоже нельзя назвать.

Дядя Миша старался никому не рассказывать, что его брат Алексей служил у белых офицером. А деревенские дружно молчали – понимали, что к чему. Вот так и прошла гроза мимо Мешковых, никого практически не задев. Скорее всего дядя Миша таким образом сам себя защищал – если бы в райкоме узнали о его брате… Не к лицу председателю сельсовета и верному большевику-ленинцу (дядя Миша вступил-таки в партию) иметь такого брата, пусть даже двоюродного…

Иван вырос настоящим Мешковым – трудолюбивым и старательным. Помогал деду по хозяйству – в поле работал, пахал от зари до зари, в огороде тоже, и на мельнице – везде, где надо. Трофим Харитонович внуком очень гордился – настоящий мужик, рукастый и головастый. Иван рос умным, сообразительным, никакого дела, даже самого трудного, не боялся. Успешно окончил семилетку, хотел идти учиться на тракториста, но не взяли – оказался молод. Поработал в колхозе несколько лет, а весной 1938-го его забрали в Красную армию – как раз стукнуло восемнадцать.

Благодаря отличной характеристике (спасибо дяде Мише!) и семилетке Иван попал в хорошее место – 44-ю Киевскую краснознаменную стрелковую дивизию имени товарища Щорса. Она стояла на Украине, под Тернополем, городом хорошим, теплым, хлебным. И еды было достаточно, и девки – все сплошь красавицы. Хохотушки, полнушки, веселушки, не прочь погулять с красноармейцем, когда тот в увольнительной…

Служба показалась Ивану не слишком трудной, он сразу сообразил, что к чему, что делать, чтобы числиться на хорошем счету и не попадать под тяжелую руку старшины. Надо быстро выполнять приказы, выглядеть бодрым, подтянутым, аккуратным, следить за своей формой, чтобы всегда была чистой и отглаженной. И все тогда хорошо. И, главное, соблюдать негласное армейское правило – не высовываться. Не отставать, но и не лезть вперед – в армии выскочек не любят.

Благодаря трудолюбию, усердию и исполнительности Иван стал хорошим бойцом. Ему даже поручили важную обязанность – проводить политинформации для бойцов, недавно призванных из аулов и дальних кишлаков. Молодые среднеазиатские и кавказские парни с трудом понимали русский язык, а читать вообще не умели. Но надо же было вести с ними политическую работу, разъяснять политику партии и правительства!

Иван читал бойцам вслух передовицы газет (в основном «Правду» и «Красную звезду»), а затем сам, своими словами, доступно объяснял, о чем там написано. Благодаря этому новобранцы уже понимали, что и как надо отвечать на вопросы политрука.

За это командир батальона, капитан Лапшов, поощрил Ивана – вручил на Ноябрьские праздники почетную грамоту и обещал в конце года отпустить домой на неделю. Но повидать родных Ивану не пришлось – в дивизию неожиданно пришел приказ – следовать в Карелию.

Думали сначала, что это очередные учения, но оказалось, что их посылают на войну. В начале декабря дивизию погрузили в эшелоны и повезли через полстраны на север. Выгрузили в крошечной Кандалакше, построили в колонны и погнали в бой. И вот, наконец, они пришли: впереди – противник, которого надо непременно выбить с холма.

Ох, только бы остаться в живых…

* * *

Взлетела красная ракета, и командир взвода, лейтенант Масленников, звонко, по-мальчишечьи крикнул: «За мной, вперед!» И первым побежал по снегу. Бойцы неохотно поднялись и с громким, но нестройным «ура!» побрели за ним. Иван старался вперед не лезть – если честно, очень боялся (вдруг убьют?), но в то же время не отставал, чтобы не прослыть трусом. Держался, как всегда, в серединке. Взвод пробежал (точнее, пробрел) метров пятьдесят и залег – пулеметные очереди взрыли снег в очень опасной близости.

Рядом с Иваном плюхнулся старшина Веселенко – тоже не высовывался, держался позади своих бойцов, даже часто – далеко за их спинами. От прежней его веселости не осталось и следа, старшина даже перестал хохмить над фамилией Мешкова. Наоборот, начал относиться к Ивану с уважением – после того, как тот не испугался во время финской засады не запаниковал, сумел организовать оборону…

Тогда многие испугались, забегали, засуетились, пытаясь укрыться, спрятаться. И были тут же убиты или ранены. Иван же сразу залег под ближайшей полуторкой и переждал самое страшное – начало атаки. Потом осмотрелся и решил, что надо себя спасать. А заодно – и всех остальных бойцов. На старшину надежды не было – он все никак не мог прийти в себя, сообразить, что делать. И Иван взял инициативу в свои руки: собрал вокруг себя бойцов и приказал палить в сторону леса – как получится. Главное – дать противнику отпор, показать, что они тоже умеют огрызаться.

Красноармейцы открыли нестройную стрельбу, и вскоре к ним присоединились все уцелевшие. В результате удалось отбиться и отделаться не такими большими потерями (всего трое убитых и столько же раненых). Иван даже заслужил благодарность от командира батальона товарища Лапшова, который во время нападения находился недалеко от взвода и все видел.

С тех пор старшина Веселенко стал выделять Мешкова среди прочих и пообещал сделать его командиром отделения – как только представится такая вакансия. Взводный, лейтенант Масленников, был не против – надо только дождаться свободного места. Но, судя по потерям, это могло произойти уже очень скоро…

* * *

Красноармейцы вжались в холодный снег и голов не поднимали – пули густо жужжали прямо над ними. Масленников пытался продолжить атаку, вскочил с пистолетом в руках, но тут же был ранен. Пуля пробила легкое, и он повалился на бок. Кровь алым пульсирующим фонтанчиком стала выплескиваться на шинель…

«Лейтенант ранен!» – пронзительно крикнул кто-то, и старшина Василенко, в очередной раз матюгнувшись (похоже, только это он и умел делать), пополз вперед – вытаскивать командира. О том, чтобы атаковать дальше, уже и речи не было. О бое никто не думал, каждый мечтал лишь поскорее отползти назад…

Похожая ситуация сложилась и в других взводах – они тоже прекратили атаку и залегли. До вражеских траншей оставалось еще метров триста, но преодолеть их не представлялось никакой возможности – пальба с той стороны велась плотная, прицельная. А быть убитым никто не хотел.

Тут Иван снова увидел диковинную машину, которая один раз уже спасла ему жизнь. Быстрая, красивая, стремительная, она вылетела из-за деревьев и, оглушительно ревя, понеслась к замерзшему озеру. Выскочила на лед и легко помчалась прямо на финские позиции. Двигалась зигзагами, уходя от прямых выстрелов, и быстро приближалась к вражеским траншеям. Винт поднимал снежную пыль, и это отчасти скрывало машину от финских стрелков, те никак не могли в нее точно попасть.