Выстрел, который снес крышу - Владимир Колычев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да вот, Эльвира Тимофеевна, шляются, где ни попадя. Особенно этот, – кивком указал он на обескураженно притихшего Дудника.
Но врач на него даже не взглянула: все ее внимание было сосредоточено на Торопове.
– Так и норовит сбежать. И этого с собой взял. Я их у склада нашел, возле прачечной. Они в окно там смотрели…
– Как они там оказались?
– Говорю же, сбежали. Отвлекся на секунду…
– Плохо, Сергеев, очень плохо. Нельзя вам отвлекаться.
– Еще раз, и пристрелят тебя, как собаку, – ожил вдруг Дудник. – А потом в бетон закатают, понял! С Эльвирой Тимофеевной шутки плохи, так и знай!
Наконец-то и он смог привлечь к себе внимание, но Архипова глянула на Рому без злости. Дудник был для нее пациентом, и взятки с него гладки.
– Отведешь Романа Васильевича в палату, – распорядилась она.
И когда Дудника увели, заняла его место рядом с Павлом.
– Решил возглавить сообщество пинкертонов? – с незлобной иронией спросила она, глядя куда-то перед собой.
Руки в карманах халата, плечи приподняты, на лице выражение легкой, но усталости.
– Ничего я не решал, – робко отозвался Торопов.
Уж очень ему не хотелось попасть в опалу.
– А что возле склада с Дудником делал?
– Так просто…
– А я думала, ты на поправку пошел, а у тебя все просто, – с упреком сказала врач. – Все просто, как у дурака.
– Я не дурак, – мотнул головой Павел. – И не все просто. Я думал, это Маша…
Спохватившись, он прикусил язык, но было уже поздно. Не должен он был говорить про Машу, чтобы не выдать себя, но проболтался.
– Ты видел Машу?
– Мне показалось, что это Маша. Она среди деревьев мелькала. Я думал, она меня зовет…
– И ты пошел?
– Да.
– И это было не во сне?
– Я думал, что это во сне. Я спал после обеда, еще бы спать и спать, а мы гулять. В общем, спросонья померещилось…
– Но ты воспринял ее всерьез, если пошел за ней… Как часто она к тебе приходит?
– Да не часто… Совсем не приходит.
– Хочешь сказать, что ты совсем здоров?
– Нет… Не знаю… – замялся Павел.
– Плохо, Торопов. Ты пытаешься скрыть от меня свою болезнь, а она тем временем прогрессирует… Часто ты общаешься со своей женой?
Вопрос ее прозвучал так хлестко, что Павел невольно вздрогнул.
– Общаюсь?.. Ну, иногда…
– Она приходит к тебе во сне или наяву?
– Когда как.
– Почему я ничего не знаю? Мы же договаривались, что ты будешь сообщать мне обо всем.
– Ну… Я…
– Что – ты? Считаешь себя здоровым и пытаешься искать своего клоуна?
– Нет, не пытаюсь…
– Что ты делал возле склада?
– Ничего…
– Но ты же был там?
– Был. Меня Дудник туда привел.
– Опять мафию искали?
– Какую мафию?
– А то ты не знаешь, – иронично скривила доктор губы. – Дудник считает меня крестной матерью мафии. Или что-то в этом роде.
– Дудник – это диагноз. Я ему не верю… Он сказал, что у вас разврат здесь процветает. Говорил, что врач Косынцев молодых и красивых пациенток совращает. Наркотики, секс, все такое. А Косынцев с какой-то женщиной был. Не самая молодая женщина, в теле…
Торопов осекся, осознав, как низко он пал. Возможно, Илья Макарович хранит свой роман с кладовщицей в тайне, а он раскрывает его, как последний доносчик. И виной всему страх перед Эльвирой Тимофеевной, отсюда и постыдное желание выслужиться перед ней, чтобы она отменила свой диагноз-приговор.
– Ну, и чего ты замолчал? – подстегнула она собеседника.
– Да так… Это их личное дело. Ничего не было, ничего не видел…
– Это называется раздвоением сознания. То видел, то не видел…
Торопов тоскливо вздохнул. Только раздвоения сознания ему не хватало. Как бы медикаментозное лечение не назначили.
– Видел. Все видел, – мотнул он головой. – Косынцев был с женщиной…
Увы, но страх перед Эльвирой Тимофеевной оказался сильнее моральных принципов.
– И чем они занимались?
– Просто лежали… Ну, уже после того…
– После чего?
– Вы должны понимать, – замялся он.
– А если не понимаю?
– Ну, секс у них был. Я так думаю.
– А кто с ним был? Может, я?
– Я что, ненормальный? Я же сказал, что женщина была немолодая уже, – соврал он. – И в теле. Старая, значит, и толстая. А вы молодая. Очень стройная… И я бы даже сказал, красивая…
– Вот только льстить мне вовсе не обязательно!
В ее голосе можно было угадать кокетливые нотки, но гораздо больше в нем было раздражения. И на Торопова она посмотрела с недовольством. Но этим взглядом психиатр обращалась к нему пусть как к проштрафившемуся, но мужчине. Казалось, на какие-то мгновения она забыла, что имеет дело с душевнобольным.
– Я не льщу, – мотнул головой Павел. – Вы, может быть, уже в возрасте, но я вам точно скажу, не каждая молодая красотка сравнится с вами…
Эльвира Тимофеевна действительно была хороша собой, но все-таки лести в словах Торопова было больше, чем подлинного восхищения. Ему нравилась эта удивительная женщина, но еще больше он боялся ее. И готов был угождать ей, чтобы по ее врачебной воле не превратиться в растение.
– Увы, но я не могу сравниться с твоей женой, – сказала женщина с жеманно-ироничным сожалением в голосе.
Но при этом посмотрела на Торопова как на своего пациента. Больше он не интересовал ее как мужчина.
– И затмить ее не могу. Являюсь к тебе каждый день, а твою жену изгнать из твоего подсознания не могу. Или я плохой врач, или не очень красивая женщина…
– Да, но вы являетесь ко мне днем. А вы попробуйте явиться ко мне ночью, – неожиданно для себя предложил Павел. И спохватившись, робко добавил: – Шучу, конечно.
– В каждой шутке есть доля здравого смысла, – проговорила Эльвира Тимофеевна и сосредоточенно посмотрела на Павла. – Знаешь, я, наверное, так и поступлю. Я буду приходить к тебе по ночам…
– Но так нельзя, – в замешательстве мотнул головой Торопов. – У вас дом, семья, дети…
– Дом есть, – кивнула она. – А семьи нет. И детей тоже. Так что я ничего не потеряю. Но, возможно, приобрету. Еще одну излеченную мною душу. Обещать ничего не буду, ни тебе, ни себе. Но ты жди меня, Паша. Жди! Я приду к тебе ночью…