Каталог катастрофы - Чарлз Стросс

Мо снова останавливается и уже откровенно разглядывает меня, словно снимает мерку. И принимает какое-то решение, потому что отвечает:

– Мне кажется, их больше испугали создания, которые отбрасывают тени. В частности, те, что сожрали «Трешер» и некую советскую подводную лодку серии 613 тридцать лет назад…

Когда я возвращаюсь вечером в свой номер в мотеле, меня уже ждет человек в клетчатой рубашке. У него удостоверение ФБР, ордер и отвратительные манеры.

– Сядь, заткнись и слушай внимательно, – начинает он, – повторять я не собираюсь. А когда я закончу, ты свалишь из города ко всем чертям, потому что, если через двадцать четыре часа ты все еще будешь на этом континенте, придется тебя арестовать.

Я бросаю куртку на спинку стула.

– Кто ты такой и что ты тут делаешь?

– Я сказал – заткнись.

Он показывает ламинированную карточку, а я демонстративно ее рассматриваю. Она утверждает, что некто (не обязательно тот, кто стоит передо мной) работает на разведуправление ВМС США – если я, конечно, способен опознать удостоверение РУ ВМС у себя под носом. Сначала я думаю, что он какой-то слишком доверчивый для разведчика – они обычно без пистолета не входят, – но затем понимаю, откуда такая самоуверенность, и подавляю внезапную дрожь. Глаза у него мертвые, а на лбу виднеется странный шрам. Это означает, что сознание, приводящее в движение это тело, скорее всего, находится в каком-нибудь бункере в сотне миль отсюда.

– Сегодня для меня ты просто турист. А если окажешься здесь завтра, мне придется заподозрить, что ты иностранный гражданин, занятый деятельностью, направленной на подрыв национальной безопасности США. Но если ты мне не скажешь здесь и сейчас, что работаешь на Прачечную, мне не придется предпринимать следственных действий по этому подозрению до восемнадцати ноль-ноль завтра. Всё ясно?

– А что такое «прачечная»? – спрашиваю я, изо всех сил изображая недоумение.

– Умник, да? – фыркает он. – Заруби себе на носу: у нас есть охранные круги, сенсоиды и стражи. Мы вас знаем, мы вас накрыли. Мы знаем, где ты живешь, знаем, в какую школу ходит твоя собачка. Дошло?

– По-моему, вы совершаете ошибку. – Я пожимаю плечами.

– Ответ неверный, – цедит он и снова пробует пробить меня сержантским взглядом четвертого калибра; зря старается: меня таким не возьмешь. – Запомни: мы ошибок не совершаем. Ты два часа разговаривал с объектом национальной безопасности, и нам это не нравится, мистер Говард, очень сильно не нравится. В иной ситуации мы бы просто аннулировали ее допуски и посадили на ближайший самолет, но у объекта, с которым ты говорил, в голове могут быть данные, которые не должны покинуть эту страну. Понятно? Дело на рассмотрении. И если ты услышал что-то, что для твоих ушей не предназначено, тебя мы тоже не выпустим. К счастью для тебя, мы знаем, что она не проболталась ни о чем важном. Так что придумай, почему ты никогда тут не был, и все у тебя будет хорошо.

Я сажусь и начинаю снимать кроссовки.

– Это всё?

– «Это всё?» – снова фыркает Клетчатый и направляется к выходу. – Да, приятель, всё.

Он открывает дверь. Затем раздается влажный хлопок – и Клетчатый падает навзничь, поливая ковер кровью, сочащейся из ушей.

Я откатываюсь в сторону, подальше от зоны видимости, и хватаюсь за высушенную обезьянью лапку, которую ношу на шее на шнурке. Ладонь обжигает электрический разряд: это активируется контур. («Постарайся не погибнуть на дружественной нам территории», – сказал Энди. Ничего себе шуточка!) Клетчатый не дает двери закрыться, а мотель – типично калифорнийский: все двери открываются внутрь. Я собираюсь с духом, затем подбираюсь ближе вдоль стены ванной и хватаю его за руку.

В спецшколе вам никогда не скажут, насколько тяжелым окажется труп. Я беспечно наклоняюсь, чтобы подхватить его второй рукой, и в этот момент что-то бьет меня в плечо. Я падаю назад, волоча за собой Клетчатого, и дверь захлопывается.

Лужа крови становится все больше, но мне нужно убедиться наверняка; входное отверстие должно быть где-то над линией волос. Я заставляю себя присмотреться…

На лбу у него едва видны буквы древнего алфавита. Они на миг вспыхивают прямо у меня на глазах и тут же исчезают.

Мне не очень хочется делить номер со списанным в баллистический резерв агентом разведки. К тому же меня терзает подозрение, что псих с винтовкой все еще там, и, если я не уберусь отсюда за полторы минуты, мне придется отвечать на очень неприятные вопросы. Но ведь я и не должен выжить, логично? Интересно, они знают о защитных амулетах стандартного образца? Если повезет, мой еще будет работать; амулеты очень плохо переносят прямые попадания, но силу теряют постепенно.

Снаружи раздается громкий клекот мотора; мотоцикл с сорванным глушителем стонет, а затем с ревом уносится с парковки, оставляя за собой черный след резины. Я хватаю кроссовки и обуваюсь (морщась всякий раз, когда приходится сгибать левую руку), натягиваю куртку, сжимаю в правом кармане обезьянью лапку и распахиваю дверь…

Как раз вовремя, чтобы увидеть, как мотоцикл скрывается вдали. И вокруг, как назло, ни одного полицейского.

Я бросаюсь в ванную, откручиваю краны и подставляю руки под струю, чтобы смыть кровь. И безучастно отмечаю, как они дрожат. В следующий миг я начинаю думать очень быстро; потом вытираю руки, иду в спальню и беру мобильник. Нужный мне номер уже в адресной книге.

– Утилизация отходов Винчестера. Здравствуйте.

– Привет, это Боб Г-говард. У меня тут приключилась неприятность, нужна помощь уборщика.

– Ваш адрес? – уточняет оператор, а когда я оттарабаниваю адрес отеля, спрашивает: – Какого сорта уборка вам необходима?

– Придется заменить простыни, – отвечаю я, а потом добавляю: – И я порезался, когда брился. А теперь мне пора на работу.

– Хорошо. Наша команда скоро к вам приедет, – говорит она и вешает трубку.

Я передал кодовое сообщение, которое значило: «Внимание: моя легенда вскрылась. Мне нужно срочно выбираться отсюда, дела пошли плохо, и ни при каких обстоятельствах никто не должен выходить со мной на прямой контакт». «Я порезался, когда брился». «Есть трупы». Такие коды практически невозможно взломать, если не использовать их дважды. Если повезет, у парня, который прослушивает мой телефон, уйдет несколько минут, чтобы понять, что я нажал тревожную кнопку.

Я накрываю лицо Клетчатого полотенцем, хватаю сумку и осторожно приоткрываю дверь номера. Ничего дурного не происходит. Я выхожу на балкон, запираю за собой дверь и быстро иду на парковку. Нечего даже думать о том, чтобы вытаскивать отсюда Мо: моя непосредственная задача заключается в том, чтобы сесть в машину, поехать на север, оставить колеса в аэропорту, а самому вылететь отсюда ближайшим рейсом.

Когда я нажимаю на брелок, дверца открывается и зажигается свет. Машина не взрывается. Сжимая в руке обезьянью лапку, я сажусь, завожу мотор и уезжаю в ночь, дрожа как осиновый лист.