Краткая история тракторов по-украински - Марина Левицкая

Сестра снова позвонила в Министерство внутренних дел. Там ей ответили, чтобы она изложила все в письменном виде.

Она снова написала — и снова анонимно. Позвонила в загс, где они собирались расписаться. Регистраторша сочувственно ее выслушала.

— Но понимаете, если он так решительно настроен, то я совершенно ничего не смогу сделать, — сказала она.

— А развод с мужем в Украине? Ведь это произошло в последнюю минуту. И после того как они развелись, она вернулась домой и жила с ним.

— Я проверю все документы, но если они в порядке…

— А перевод? Ей пришлось перевести их в последнюю минуту в лондонском агентстве. Возможно, там перепутали условно-окончательное решение суда с окончательным.

Сестра была экспертом по разводам.

— Я, конечно, внимательно все просмотрю. Но я, к сожалению, не читаю по-украински. Мне придется принять все на веру. Он ведь совершеннолетний.

— Но ведет себя как ребенок.

— Ну что ж…

Она говорила как типичный бюрократ из социальных служб, сказала мне сестра. Сделает все возможное, но, разумеется, будет действовать в рамках правил.

У нас разгулялась фантазия, и мы представили себе, как незаметно придем на венчание посреди службы, когда жених и невеста будут стоять у алтаря.

— Я надену свой черный костюм, — сказала Вера, — в котором была на маминых похоронах. И в тот момент, когда священник скажет: «…И если кому-нибудь известно о каком-либо законном препятствии к браку…», — мы крикнем сзади… — (Всегда об этом мечтала.)

— И что же мы крикнем? — спросила я сестру. Мы обе стали в тупик.

Отец и Валентина обвенчались 1 июня в церкви Непорочного зачатия, поскольку Валентина была католичкой. Мой отец — атеист, но он ей во всем потакал. («Женщина — существо неразумие от природы», — сказал он.)

Он дал ей 500 фунтов на свадебное платье из кремового шелка с полиэстером, плотно облегавшее талию и бедра, с глубоким вырезом, украшенным кружевными оборками, сквозь которые просвечивали скромно прикрытые боттичеллневские груди. (Я видела свадебные фотографии.) Могу только представить, как он суетился, желая убедиться, что нанятый им фотограф поймал нужный ракурс. Отец хотел показать свой трофей всем тем сплетникам и скептикам, которые ее презирали. Ей же самой эта фотография нужна была для чиновников из иммиграционной службы.

Священник оказался молодым ирландцем, похожим, по словам отца, на подростка в прыщах и с торчащими вихрами. Что он думал об этой неравной паре, благословляя их союз? Знал ли о том, что невеста разведена? Или же ему просто было неловко? Задчуки, единственные их украинские друзья, тоже были католиками с Западной Украины. Все же остальные члены украинской общины — мамины друзья, приглашенные на свадьбу отцом, — православными с Востока. Наверное, молодой и прыщавый священник подтвердил все их подозрения по поводу католицизма.

На групповой фотографии стояли также дядя из Селби, Станислав и несколько ее подруг с работы. Они имели вид самодовольных, расфуфыренных людей, наглым образом разыгрывающих комедию. Боба Тернера с ними не было.

После венчания гости, лишь два года назад сидевшие в нашей гостиной после маминых похорон, снова пришли в наш дом, чтобы выпить водки за здоровье молодоженов, перехватить купленных в «Теско» закусок и поговорить о… Не знаю о чем, меня там не было. Но я могла себе представить, как они сплетничали и злословили. В два раза моложе. Гляньте на грудь — так и вертит у мужиков перед носом. А сколько штукатурки на лице! Старик выставил себя на посмешище. Стыд и срам!

Прошло три недели после свадьбы, а я так до сих пор и не видела своей новоиспеченной мачехи.

— Так когда же мы сможем приехать и познакомиться со счастливой невестой? — спросила я отца.

— Пока шо не.

— А когда?

— Пока не.

— Но почему нет?

— Ее пока тут нема.

— Ее нет? Но где же она?

— Неважно. Не тут.

Вот упертый старик. Ничего не хотел говорить. Но я все равно его перехитрила.

— Что же это за жена, если она даже не живет со своим мужем?

— Она скоро прииде. Через тры недели. Когда в Станислава кончиться школа.

— Какая разница, когда заканчивается школьный триместр? Если бы она тебя любила, то была бы с тобой уже сейчас.

— Но его дом совсем рядом из школой. Так удобнее для Станислава.

— На Холл-стрит? Там, где живет Боб Тернер? Так значит, она до сих пор с Бобом Тернером?

— Да. Не, сичас в них чисто платоничеськи отношения. Она меня успокоила.

Ну и дурак! Обвели вокруг пальца. Сейчас с ним бессмысленно было спорить.

Мы приехали к отцу в гости в середине августа. Стояла жара, и на полях гудели комбайны, ползавшие туда и обратно, подобно огромным тараканам. Некоторые поля были уже убраны, и высокие округлые копны сена, завернутые в черный полиэтилен, беспорядочно стояли посреди стерни, словно обломки каких-то гигантских механизмов, — в этих линкольнширских жатвах, право, нет ничего живописного. Уже выехали машины для стрижки живых изгородей, обрезая собачий шиповник и ежевику, которыми заросли шпалеры. Скоро придет пора сжигать стерню на пшеничных полях, а также опрыскивать картофельные и гороховые поля химическими дефолиантами.

Но мамин сад по-прежнему служил приютом для птиц и насекомых. Деревья склонились под тяжестью плодов — еще зеленых, от них потом болит живот, — и осы вместе с мухами уже объедались паданцами, пока прожорливые зяблики лакомились мошками, черные дрозды откапывали личинок, а жирные, жужжащие шмели протискивались в открытые губы наперстянок. На клумбах же розовые и красные розы сражались с вьюнком. Окно столовой на первом этаже, выходившее в сад, было открыто, и отец сидел там, надев очки и положив на колени книгу. Стол застелен не газетой, а скатертью, и в вазе — искусственные цветы.

— Привет, папа. — Я наклонилась и поцеловала его в щеку. Она была колючая.

— Привет, дид, — поздоровалась Анна.

— Здравствуйте, Николай, — сказал Майк.

— А, дуже добре, шо приехали. Надя! Аннушка! Майкл! Крепкие объятия. Он прекрасно выглядел.

— Как продвигается твоя книга, дид? — спросила Анна. Дочь обожала дедушку и считала его гением. Ради нее я закрывала глаза на его странности, отвратительное сексуальное пробуждение и недостаток личной гигиены.

— Добре, добре. Скоро перейду к самой антересной части. Изобретению гусеничного хода. Ето важнейший момент в истории чоловечества.

— Поставить чайник, папа?

— Ну расскажи мне о гусеничных тракторах, — попросила Анна без малейшей иронии.