Когда дым застилает глаза. Провокационные истории о своей любимой работе от сотрудника крематория - Кейтлин Даути

Мертвеца нужно было стереть с лица земли, чтобы сообщество снова стало цельным. Тело уничтожали, а все имущество мертвеца, включая его дом и посадки зерновых, сжигали. Родственники усопшего, лишенные всего нажитого, надеялись на помощь семьи и соседей в постройке нового дома. Все сообщество действительно заботилось о них, укрепляя тем самым свои социальные связи.

В 1960-х годах бразильское правительство вынудило уари оставить свои ритуалы и начать хоронить покойных. Помещение тела в землю, где ему предстояло гнить, было абсолютной противоположностью того, во что они верили и что практиковали. Сохранность тела служила мучительным напоминанием о потере.

Если бы мы родились в племени уари, каннибализм, который у нас считается варварством, был бы нашим важнейшим обычаем, которому мы бы убежденно и искренне следовали. Практика бальзамирования тела и захоронение его в земле в заколоченном гробу, характерная для Северной Америки, является оскорбительной и непонятной для уари. Правда заключается в том, что западная практика захоронений является «правильной и достойной» только для нашей культуры.

Когда я начала работать в «Вествинде», то не могла точно сказать, что такое бальзамирование. Я знала, что это «делают» с телом, однако здесь первая нить в моей собственной сети смыслов заканчивалась. Когда мне было десять лет, умер отец мужа моей двоюродной сестры. Мистер Акино был убежденным католиком и главой огромной гавайско-филиппинской семьи. Его похороны проходили в старом соборе в Каполеи. Когда мы с мамой приехали, то сразу же присоединились к очереди на прощание с усопшим. Подойдя к гробу, я увидела лежащего Папу Акино. Он выглядел настолько неестественно, что даже не был похож на себя при жизни. Его серая кожа была туго натянута, что является последствием проникновения бальзамирующей жидкости в кровеносную систему. Свет от сотен свечей, горящих вокруг гроба, отражался в его блестящих ярко-розовых губах, сложенных в гримасу. При жизни он выглядел достойно, но после смерти стал похож на восковую куклу, сделанную по его подобию. Этот опыт я разделила с тысячами других американских детей, которым довелось подойти к гробу и быстро взглянуть в восковые глаза смерти.

Думая о человеке, который выбрал бы бальзамирование в качестве карьеры, я смутно представляла себе изможденного мужчину со впалыми щеками, худого и высокого, как Ларч из «Семейки Аддамс». Я совмещала образ Ларча с образом сотрудника похоронного бюро из фильмов ужасов 1950-х годов: одетый в белый халат, он должен был наблюдать за тем, как неоново-зеленая жидкость по трубкам поступает в мертвое тело.

Бальзамировщик из «Вествинда» даже отдаленно не подходил под это описание. Брюс, приходивший несколько раз в неделю для подготовки тел, был афроамериканцем с седеющими волосами и ангельским мальчишечьим лицом. Он был похож на Гэри Коулмана[33] ростом 180 см и в 50 лет выглядел на 20. Его голос, высота и ритм которого постоянно менялись, разнесся по всему крематорию.

– Привет, Кейтлин! – радостно поприветствовал он меня.

– Привет, Брюс! Как у тебя дела?

– Все по-старому, девочка моя. Еще один день с мертвецами.

Технически я училась управляться с кремационной печью под руководством Майка, но Брюс был преподавателем бальзамирования в колледже похоронного дела в Сан-Франциско, закрывшемся вскоре после того, как «Вествинд» лишил его контракта на распоряжение телами неимущих и бездомных. Хотя колледж похоронного дела больше не существовал, преподаватель внутри Брюса не умер, и он всегда с радостью был готов поделиться со мной секретами своего мастерства. Сейчас он вовсе не уважал такого рода учебные заведения.

«Кейтлин, раньше похоронное дело считалось искусством, – рассказывал он. – Бальзамирование означало сохранение тела. Знаешь, мне интересно, чему сейчас учат людей в таких колледжах. Их выпускники не могут даже найти вену для дренажа. В 1970-х мы каждый день работали с телами. Тела, тела, тела, тела».

В сказках, придуманных североамериканской похоронной индустрией, говорится о том, что современная практика бальзамирования является продолжением древней традиции и считается частью искусства, которое сквозь тысячелетия передалось от древних египтян к современным бальзамировщикам. Сегодня любой директор похоронного бюро ведет себя так, словно он является носителем мудрости древних.

Стоит ли говорить о том, что в этой сказке есть множество непонятных моментов. Бальзамировщики заявляют, что их мастерство передалось им от древних египтян, но они умалчивают о временной пропасти между эрой Тутанхамона и началом американской практики бальзамирования в начале 1860-х годов.

Бальзамирование, проводимое в Египте, кардинально отличалось от бальзамирования, которое осуществляют в вашем местном похоронном бюро. Примерно 2 500 лет назад тела египетской элиты подвергались посмертному ритуалу, выполнение которого требовало нескольких месяцев. Для сравнения, бальзамирование в местном похоронном бюро занимает от трех до четырех часов. И это в лучшем случае, если бальзамировщик соблаговолит уделить телу три-четыре часа своего времени. Крупные похоронные корпорации годами скупали семейные похоронные бюро, сохраняя их названия (которым люди доверяли), но повышая в них цены и ставя бальзамирование на поток. Этот процесс стал напоминать работу на конвейере, где бальзамировщики обязаны были справиться со своей задачей в строго отведенное время.

Египтяне бальзамировали усопших по религиозным причинам, и каждый шаг в этом ритуале, начиная от извлечения мозга через нос с помощью длинного железного крюка и помещения внутренних органов в канопы (вазы с головами животных) до высушивания тела в течение 40 дней с помощью нитрита натрия. При современном бальзамировании не используются ни крючки для извлечения мозга, ни вазы для хранения органов, однако практикуется замещение крови смесью сильных консервирующих химических веществ.

В тот день на столе для бальзамирования лежал мужчина, который по своему социальному статусу сильно отличался от представителей высшего общества, которых бальзамировали египтяне. Его звали Клифф, и он был ветераном войны во Вьетнаме, умершим в одиночестве в больнице для ветеранов в Сан-Франциско. Правительство США оплачивает бальзамирование и похороны (на государственном кладбище) ветеранов вроде Клиффа: мужчин и иногда женщин, которые умирают, не будучи окруженными семьей и друзьями.

Брюс поднес скальпель к основанию горла Клиффа. «Первое, что нужно сделать, это слить из него всю кровь. Промыть систему», – сказал он.

Брюс сделал надрез. Я думала, что кровь хлынет, как в фильме ужасов, но рана осталась сухой. «Этот парень не очень свежий, – пояснил Брюс, покачивая головой. – В больнице для ветеранов тела подолгу залеживаются».

Брюс показал мне, как смешивать лососево-розовый коктейль, который должен был заменить кровь Клиффа. Это была смесь из формальдегида и спирта, находившаяся в большом стеклянном резервуаре. Брюс засунул пальцы в перчатках в только что проделанное отверстие, вскрыл сонную артерию и поместил в нее маленькую металлическую трубочку, которая соединялась с резиновой трубкой большего размера. Затем он нажал выключатель на резервуаре, после чего тот завибрировал и зашумел. Розовая жидкость, которая должна была заполнить кровеносную систему Клиффа, потекла по трубке. Как только коктейль попал в артерию, замещенная им кровь начала выплескиваться из яремной вены усопшего и стекать по столу к раковине.