Искра в бушующем море - Анна Пожарская

Тяжело вздохнула. Вопреки расхожему мнению, вместилище воспоминаний, маленькая изумрудная бутыль, была предметом отнюдь не безобидным. Фактически она забирала не воспоминания, а чувства с ними связанные. Поведав ей о событиях, от которых хочется избавиться, человек не забывал о них, он просто переставал хоть что-то чувствовать по этому поводу. Получалось, она, будто часть жизни забирала себе. Оставалась память о прошлом, но никакого пережитого опыта. В случае Эллы, бутыль сохранила бы мысли об Аваре как таковом и о том, что его связывает с чародейкой, а вот нежность и привязанность канули бы в небытие.

Как и все созданное магами, вместилище давало возможности для отступления. При желании воспоминания можно вернуть, для этого надо лишь разбить бутыль. Элла усмехнулась, если верить второму зрению, чтобы разбить эту изумрудную безделицу придется опрокинуть, по меньшей мере, пару чаш. К возвращению прошлого придется долго готовиться.

Обняла бутыль ладонями, отдавая ей свое тепло. Надо решаться, больше нет сил терпеть эти мучения. Закрыла на мгновение глаза и выдернула пробку.

Первое, о чем заставила себя подумать — та унизительная последняя ночь с желтоглазым. Ночь, за которую чародейке было стыдно до сих пор. Она пришла к бывшему жениху накануне своего похода в Священные пещеры за Пестрым локоном. Путешествие обещало много опасностей и ей хотелось хоть какой-нибудь поддержки, хотелось просто поболтать с кем-нибудь. Элла не питала иллюзий — они уже расстались, вряд ли что-то можно изменить. Все, чего ей хотелось — кружка киселя в теплой компании.

За те три года, что они с Аваром собирались пожениться, она была в его спальне от силы раз пять, встречаться у нее в доме было и проще и спокойнее. Она не сразу узнала комнату, уж больно безликим стал интерьер, не хватало милых сердцу безделушек, картин, на окнах поменяли шторы. Неизменным остался только запах корицы.

Солнце еще не село, но Авар уже спал. Он пребывал в самой сбалансированной, похожей на звериную, ипостаси и напоминал милого домашнего питомца, что наконец-то угомонился после игр. Элла полюбовалась немного и собралась уйти, но по пути задела лежащую на тумбе книгу, та громко плюхнулась на пол и разбудила хозяина комнаты.

Дальше все было предсказуемо донельзя. Авар не стал выяснять, зачем пришла бывшая невеста, решил, что и так знает. Они занимались любовью и, утопая в его горячей нежности, Элла плакала. Говорила о любви, о желании быть с ним, о страхе и неуверенности, и слезы крупными каплями стекали по щекам на подбородок.

Желтоглазый был как чужой. Нет, он был ласков, неутомим, и, как всегда, хорош, но эмоций чародейки не разделял. Лишь почти перед рассветом, он предложил ей остаться его любовницей. Он уверял, его хватит на двоих, и для Эллы ничего не изменится. Да, у детей Повелителя неба так поступать не принято, но дочери демона никто не указ, а он, Авар, так хочет быть со своей Искоркой, что плюнет на мнение сородичей. Элла отказала. Было что-то липкое и неприятное в таком предложении. В то утро она не пошла к Священным пещерам, полдня провела, купаясь в ледяной речке, стараясь забыть о словах возлюбленного.

Чем больше вспоминала чародейка, тем теплее становилась изумрудная бутыль. Когда за окном забрезжил рассвет, Элла переставила ее на тумбу, стекло обжигало колени даже через ткань рубахи. Все, что беспокоило дочь демона, все, что отзывалось тупой ноющей болью в сердце, перекочевало туда. Выплакав все свои беды, Элла закупорила вместилище воспоминаний. К тому моменту, когда Тормак постучался к ней, приглашая к завтраку, Авар остался лишь тенью, невнятным наброском, пустым контуром на бумаге, где Элла рисовала свою судьбу.

Сегодня в саду около голубого дома с окнами-бойницами запахло сиренью. Элле казалось, кусты эти не цветут на ветру, но их посадил Драк, а все, к чему наставник прикладывал руку, приносило плоды. Чародейка посмотрела на слепящее теплое солнце, на море, бледно-голубое, все в задорных отблесках, втянула носом смесь запахов сирени, мокрого песка и высохших водорослей. Завязала плащ и отправилась на встречу с Кораком. У Эллы хватало хлопот, но весенний день манил почти летней погодой, а прогулка с блондином сулила маленькие житейские радости.

Драк отправился на поиски недостающего для зелья ингредиента вчера, Элле же поручил подготовить основу. Согласно договору, общаться с покровителем Латасаром следовало с помощью жертв, каждое существо в месте для приношений давало богу свой собственный знак: баран — просил отсрочить дань, козел — просил помощи в охоте на красного пятиглаза, белка — просто возносила благодарности. Чтобы не возникло путаницы и небожителю не пришлось отвлекаться от великих дел понапрасну, перед "говорящей" жертвой место сбрызгивали зельем призыва. Готовилось оно сложно, требовало много редких ингредиентов, но без него любое подношение не имело никакого смысла.

С момента, когда маги заполучили в руки договор, они ломали голову, кто и какой знак подал Латасару прошлой зимой. Смотритель святилища не мог открыть тайну, он занял эту должность недавно, сразу после смерти предшественника. Записей не вели, магия на место не действовала, оставалось только гадать. Драк полагал, в жертву принесли тетерева, предлагая богу взять дань за несколько лет вперед. Элла считала — выдру, именно она давала понять, что город отказывается от договора и Латасар может творить, что угодно. Так или иначе, и Элла, и Драк сходились в одном, чтобы внести ясность, нужна новая жертва, а значит, требуется изготовить зелье.

Чародейка сварила основу сразу после отъезда наставника, последний ингредиент

— масло из желтых листьев плачущего дерева, добавляли, только пребывая в хорошем расположении духа, и, отправив с Тормаком записку офицеру, Элла пошла это расположение нагуливать.

Блондин ждал ее, как и условились, у ближайших к дому наставника ворот в крепостных стенах Тмара. С момента последней встречи, чаепития у Драка, Корак не изменился, все те же серые глаза и теплая улыбка, разве что стал немного смелее. Теперь он не предлагал Элле руку с робкой надеждой, скорее, позволял опереться на спутника даме, которую сопровождает. Чародейку забавляла эта перемена, и она с удовольствием подыгрывала офицеру.

Они пообедали в очередной милой забегаловке и отправились гулять по городу. Проходя мимо святилища Латасара, Элла посетовала на смену смотрителя и поделилась с Кораком своими сомнениями. Блондин задумался на мгновение, а затем тряхнул шевелюрой и лукаво улыбнулся:

— Я, кажется, могу помочь вам. Напротив святилища живет выживший из ума старик, Крут. Он раньше мехами торговал, а сейчас этим его первенец занимается, — офицер нахмурил брови, будто что-то припоминая. — Другого его сына убили в какой-то из междоусобиц, старшая дочь уехала из Тмара, а младшая держит булочную на углу около центральной площади, но это к делу отношения не имеет.

Элла удивленно взглянула на собеседника. Вот уж не думала, что он настолько осведомлен о жителях.

— И чем нам может быть полезен Крут?

Корак подмигнул: