Чудесное путешествие Нильса с дикими гусями - Сельма Лагерлеф

Лис Смирре был не из тех, кто забывает обиды. Он поклялся, что отомстит Нильсу и его крылатым товарищам, и был верен своей клятве.

Куда бы ни летела стая, Смирре, как тень, бежал за ней по земле. Где бы ни спускались гуси, Смирре был уже тут как тут.

Никогда еще старой Акке Кебнекайсе не было так трудно выбрать место для ночевки. То и дело она сворачивала с пути, чтобы отыскать какой-нибудь островок среди озера или глухое болото, куда бы Смирре не мог добраться.

Да и самому Смирре приходилось несладко. Он не ел и не спал, бока у него ввалились, а рыжий пушистый хвост, которым он всегда так гордился, стал похож на жалкую мочалку, Но он не сдавался.

Выследив остров, на котором однажды заночевали гуси, Смирре отправился за подмогой к своим старым друзьям — воронам.

Это была настоящая разбойничья шайка. Жили вороны на горе, которая так и называлась Разбойничьей горой. Гора возвышалась над диким полем, таким огромным, что казалось, ему нет конца-края. И куда ни посмотришь — все оно поросло бурьяном. Эта некрасивая никчемная трава, которую отовсюду гонят, здесь была полновластной хозяйкой. Она глубоко запустила в землю свои корни, кустики ее крепко держались друг за друга, и если в заросли бурьяна попадало какое-нибудь семечко, бурьян заглушал его и не давал подняться.

Люди избегали этого дикого, пустынного места. А воронам оно пришлось по душе. Каждую весну прилетали они на эту гору и вели отсюда свои разбойничьи набеги.

С утра они разлетались во все стороны в поисках добычи, а вечером слетались и хвастались друг перед другом своими подвигами: один перебил все яйца в совином гнезде, другой выклевал зайчонку глаз, третий украл в деревне оловянную ложку.

Когда Смирре подошел к Разбойничьей горе, вся шайка была в сборе. Вороны громко каркали и сплошной черной тучей кружились над большим глиняным кувшином Кувшин был плотно закрыт деревянной крышкой, и сам атаман шайки, старый ворон Фумле-Друмле, стоял над кувшином и долбил крышку клювом.

— Добрый вечер, приятель, — сказал Смирре. — Над чем ты так трудишься?

— Добрый вечер, кум, — мрачно каркнул Фумле-Друмле и еще сильнее застучал клювом по крышке. — Видишь, какую штуку мои молодцы притащили. Хотел бы я знать, что там внутри!.. Да вот крышку проклятую никак не открыть.

Смирре подошел к кувшину, свалил его лапой на бок и осторожно стал катать по земле. В кувшине что-то бренчало и звенело.

— Эге, да там не иначе как серебряные монеты! — сказал лис. — Славная находка!

От жадности у Фумле-Друмле загорелись глаза — ведь давно известно, что вороны не пролетят мимо самого простого осколка стекла или медной пуговицы. А уж за блестящую монету они готовы все на свете отдать!

— Ты думаешь, тут серебряные монеты? — прокаркал Фумле-Друмле и снова задолбил клювом по крышке.

— Конечно, — сказал Смирре. — Послушай, как они звенят.

И Смирре опять принялся катать кувшин по земле. И опять в кувшине забренчало и зазвенело.

— Сер-р-ребро! Сер-р-ребро! Сер-р-ребро! — закаркали вороны. — Ур-р-ра! Сер-р-ребро!

— Подождите радоваться, — сказал Смирре. — Его еще надо достать!

Он потер лапой жалкий остаток уха и задумался. — А ведь, кажется, я смогу вам помочь! — наконец проговорил он. — Хотите знать, кто может открыть этот кувшин?

— Говор-ри! Говор-ри! Говор-ри! — закричали вороны.

— Есть тут один мальчишка, — сказал Смирре, — он со старой Аккой путешествует. Ну уж это и мастер — золотые руки!

— Где он? Где он? — опять закричали вороны.

— Я могу показать вам дорогу, — сказал Смирре, — но за это вы должны отдать мальчишку мне. У меня с ним кое-какие счеты.

— Бер-ри его! Бер-ри! Бер-ри! Нам не жалко, — каркнул Фумле-Друмле. — Только спер-рва пусть кр-рышку откр-роет!

2

Нильс проснулся раньше всех в стае. Он выбрался из своей пуховой постели под крылом Мартина и пошел бродить по острову.

Нильсу очень хотелось есть. На счастье, он наткнулся на кустик молодого, только что пробившегося щавеля. Нильс сорвал один листик и принялся высасывать из стебелька прохладный кисловатый сок. Высосав все до последней капли, он потянулся за вторым листиком. Вдруг что-то острое ударило его в затылок, чьи-то цепкие когти впились в ворот его рубахи, и Нильс почувствовал, что поднимается в воздух.

Нильс вертелся и дергался, как заяц на ниточке. Он махал руками, дрыгал ногами, отбиваясь от невидимого врага, но все было напрасно.

— Мартин! Мартин! Сюда! Ко мне! — закричал Нильс. Но вместо Мартина к нему подлетел огромный ворон. Он был чернее сажи, острый клюв его загибался крючком, а маленькие круглые глаза горели желтыми злыми огоньками.

Это был атаман вороньей шайки — Фумле-Друмле.

— Не р-р-разговар-р-ривай! — хрипло каркнул Фумле-Друмле Нильсу в самое ухо. — Не то я выклюю тебе глаза.

И, чтобы Нильс не принял его слова за шутку, клюнул его на первый раз в ногу. А ворон, который держал Нильса в своих когтях, так тряхнул его, что Нильс по самые уши провалился в ворот собственной рубашки.

— Теперь в дор-рогу! — скомандовал Фумле-Друмле.

— В дор-рогу! Скор-рей в дор-рогу! — каркнул в ответ его товарищ, и оба ворона яростно захлопали крыльями.

Нильс хоть и привык летать, но на этот раз путешествие по воздуху не очень-то ему понравилось. Он болтался, как мешок, между небом и землей. Вороньи когти царапали ему спину, воротник наползал на самые глаза.

«Надо запомнить дорогу, — думал Нильс. — Как же это мы летели? Сперва над озером, потом направо свернули. Значит, на обратном пути надо сворачивать налево… А вот и лес! Хорошо, если б сорока попалась навстречу. Она уж на весь свет растрезвонит о моем несчастье, — может, и гуси узнают, где я. Они тогда непременно прилетят ко мне на выручку».

Но сороки нигде не было видно.

«Ну, ничего, я и сам выпутаюсь из беды», — подумал Нильс.

На одном дереве Нильс увидел лесного голубя и голубку. Голубь надулся, распушил перья и громко, переливчато ворковал. А голубка, склонив голову набок, слушала его и от удовольствия покачивалась из стороны в сторону.

— Ты самая красивая, самая красивая, самая красивая! Нет никого тебя красивее, тебя красивее, тебя красивее! Ни у кого нет таких пестрых перышек, таких гладких перышек, таких мягких перышек! — пел голубь.

— Не верь ему! Не верь ему! — прокричал сверху Нильс. Голубка так удивилась, что даже перестала раскачиваться, а у голубя от возмущения забулькало в горле.

— Кто, кто, кто.., кто смеет так говорить, так говорить! — забормотал он, оглядываясь.

— Похищенный воронами! — крикнул Нильс. — Скажите Акке…

Но сейчас же он увидел острый клюв Фумле-Друмле.