Так умирают короли - Анна Блейк

о проделанной работе. Она ни разу не проваливала задание. Она ни разу его не подводила. Король в ней был уверен настолько же, насколько в Ногаре или в Мариньи. И почти вполовину настолько, насколько был уверен в самом себе.

- Мой король, - низким, грудным голосом проговорила она, выныривая из тени.

На голове - черный капюшон, из-под которого неопределенно поблескивали серебряные глаза. Полуулыбка на тонких губах. Кожа смуглая. А волосы такие черные, что, если смотрить слишком долго, кажется, можно провалиться в ночное небо. Король поднял голову и остановил на ассасинке тяжелый, неподвижный взгляд. Она не стушевалась. Улыбка сохранилась. Вздернула подбородок. Время замерло. Как замирает всегда в ее присутствии.

Филипп сделал неопределенное движение плечами, чтобы сбросить с себя наваждение.

- Сет.

- Я знала, что ты захочешь видеть меня сегодня, мой король. – Эту фразу она произнесла с глубоким поклоном. Плащ скрыл гибкую фигуру. Она высокая, чуть ниже короля. Сильная. Филипп не знал ни одной похожей на нее женщины. И не до конца уверен, что Сет – женщина. Она казалась ему чем-то большим и меньшим одновременно. Слишком безупречна во всем. Слишком безоговорочно предана ему.

Филипп нашел ее в лесу Венсена восемь лет назад. Сет сказала, что потерялась. Плакала. Король отдал ее в старую благочестивую семью, которая грезила о детях, но Бог лишал ее такой милости. Девочка пришлась кстати. Она вновь наша его три года назад. Выследила на охоте в том же лесу. Объявила, что он спас ей жизнь, и теперь эта жизнь принадлежит ему. И было в серебряных глазах что-то такое, что Филипп ей поверил. Он пригласил ее во дворец. С тех пор Сет выполняла тайные и неоднозначные поручения. Она прекрасно ладила и с ядом, и с кинжалом.

- Я всегда рад тебе.

Их взгляды встретились. Девушка отвела глаза первой.

- У тебя есть поручения?

- Де Ролье. Я хочу знать о нем все.

- Будет исполнено. – Она поклонилась.

Филипп встал и подошел к ней. Он был чуть выше и мог себе позволить смотреть на нее сверху вниз. Хотя для большинства Сет была бы слишком высока.

- Каждые три дня.

- И на следующий день по прибытии, если ты, мой король, покидаешь Париж.

- Именно так. Ступай.

Сет снова поклонилась. Выпрямилась. Посмотрела ему в лицо. Ни тени страха и подобострастия. Спокойное, степенное уважение. Филиппу это нравилось. Нравилось, что кто-то мог общаться с ним почти на равных, при этом четко знать свое место, и не сходить с него даже тогда, когда король делал поблажки.

- Благодарю за аудиенцию, мой король.

Король коротко кивнул и вернулся за стол. Скатал карты и отложил их в сторону. Теперь он будет знать все. Странно, что он не принял это решение раньше. Что-то в поведении де Ролье насторожило его именно сегодня. Что ж… нужно позаботиться о том, чтобы шевалье мог появиться на приеме.

- Борвилль!

Камердинер тут же появился на пороге.

- Прикажи приготовить мне ванну.

И постель. На сегодня работа закончена.

Ноябрь 1315

Окрестности Шато-Гайара, Верхняя Нормандия

Доменик

Доменик поправил плащ. Чувства вернулись к нему – кожа снова реагировала на холод и тепло. Вечный голод сводил с ума. Кровь людей не приносила облегчения. В отличие от убийства. Приходилось себя сдерживать. Юлиан провоцировал его, раз за разом создавая условия, когда так и хотелось выпустить пар и снести пару особо наглых голов. Юлиан злил его, не отпуская от себя и постоянно подвергая испытаниям. Солнце. Голод. Доменик сходил с ума от бессилия – он не мог избавиться от создателя, мечтал об этом и боялся этого. Пока только кровь Юлиана не позволяла ему умереть.

Во что же он превратился? Создатель рассказал ему про десятки существ, которых называли вампирами. У каждого вида был свой рацион – и не один из перечисленных не подходил Доменику. Пару раз он сбегал в Париж. Гулял по улицам, прислушиваясь к молве. Сбежал на коронацию сына в Реймс и следил за происходящим, оставаясь в тени. С каждым разом наказание было все более жестоким. Юлиан присылал ему видения из прошлого. Все, что касалось его. В том числе то, о чем король не знал. Это сводило с ума. Ему хотелось броситься с утеса или с Нельской башни и закончить все. Как-то он спрыгнул, но обнаружил себя аккуратно присевшим на одно колено на берегу реки. Силой его тела можно было восхититься. А вот дух оказался сломленным. Он перестал реагировать на нападки и провокации. Превратился в безвольное существо, которое не поддерживало разговор и не отвечало на вопросы.

Юлиан поправил мантию. Доменик уже привык к этому сначала показавшемуся диким виду.

- Подойди, – велел создатель.

Порыв ветра подхватил полы, добираясь до самой души. Доменик повиновался. Они стояли над Сеной. Далеко слева возвышался неприступный Шато-Гайар, одна из суровых крепостей севера. Сейчас он стал темницей для невесток короля, заточенных после дела о Нельской башне. Юлиан не просто так выбирал место для нового разговора. Нельская башня, дворец Фонтенбло, замок Венсена. Теперь Шато-Гайар.

- Властью, данной мне Великой Тьмой, я, Юлиан, отпускаю тебя.

Он прикоснулся ко лбу ошарашенного Доменика, потом легко коснулся груди. Оторвал руку и сделал несколько шагов назад. Пустота навалилась с неожиданной силой. Будто сердце растворилось, или его вырвали. Хрупкое чувство защищенности, которое поддерживало бывшего короля этот год, разлетелось в дребезги. Он удержался на ногах, хотя колени предательски подгибались, а в глазах темнело. Последним, что он услышал прежде, чем провалиться в беспамятство, был жестокий, холодный смех того, кто только что оторвал Доменика от мира, бросив в одиночество.

***

Он лежал на скале, укрытый плащом. Спина горела – наступил день. Он жив только потому, что ноябрь на севере мрачен и темен. И холоден. Доменик попытался пошевелиться – и вскрикнул от навалившейся боли. Сердце болело и, кажется, не билось. Каждый глоток воздуха давался с трудом. Он понял, что его разбудило – ощущение близкой опасности. Вампир с трудом приподнял голову и осмотрелся, насколько это было возможно. Он не видел ничего, кроме свинцовой глади реки и камня. В воздухе смешивались запахи. Создатель выбрал самое пустынное место из возможных. И даже близость городка не приносила облечения. В Нормании суровые зимы. Здесь лучше не оставаться одному. Этот дикий суровый край, был способен сковать льдом любую волю и любую силу.

Чувство опасности обострилось. Доменику наконец удалось сесть. В ста шагах от