Накануне 23 августа 1939 года - Арсен Мартиросян

Г. – И Гитлер поверил этому?

Р. – Это не так важно, поверил он или нет нашим объяснениям. Нашей целью была провокация войны, а Гитлер – это… война».

Краткий комментарий. 1. Посланник Варбург – это один из влиятельнейших представителей американской финансовой элиты того времени. Вообще-то на английском языке его фамилия произносится как Уорбург. Раковский в данном случае использовал более привычное для него немецкое произношение фамилии этого видного банкира. Что тоже не случайно. Именно клан Уорбургов-Варбургов стоял за спиной и Троцкого, и за тем революционным бандитизмом, который тот устроил в России. Именно они совместно с Я. Шиффом финансировали «русскую революцию». Раковский четко пояснил, в какой момент Варбург появился перед Гитлером, что является чрезвычайно важным обстоятельством. Произошло это в 1929 г., то есть в тот момент, когда НСДАП стала переживать кризис роста, и у нее перестало хватать финансовых средств, главным образом из-за разразившегося в тот год мирового финансово-экономического кризиса, более известного как Великая депрессия. Переговоры между Варбургом и Гитлером шли напрямую. В результате они договорились о прямом финансировании. Гитлер получил десятки миллионов долларов, о чем уже говорилось выше, при анализе других мифов. В конечном счете совместными с британским капиталом усилиями Гитлер был приведен к власти. Раковский также отметил, что если «Они» и финансировали Гитлера, то это не означает того, что они раскрыли ему свое существование и свои цели. Посланник Варбург представился ему под фальшивым именем, и Гитлер даже не догадывается о его национальности. Раковский имел в виду, что Гитлер даже не догадывался, что перед ним еврей. По словам Раковского, во время тайного контакта с Гитлером Варбург также солгал насчет того, чьим он является представителем. Он сказал ему, что послан финансовыми кругами Уолл-стрит, заинтересованными в финансировании национал-социалистического движения в целях создания угрозы Франции, правительства каковой ведут финансовую политику, вызывающую кризис в США. 2. Произнося выражения «нас не интересует…», «нашим объяснениям…», «нашей целью…», Раковский однозначно показывал, что он ни на йоту не отделяет себя от тех, кого он называл «Они». Это немного странно, так как он сразу же оговорился, что будет говорить только от своего имени. Но в то же время такие его пассажи неудивительны – даже сидя на лубянских нарах, он по-прежнему ощущал себя эмиссаром и исполнителем воли тех, кого нарек «Они».

«Г. – Не вижу никакого другого способа сдержать его (то есть Гитлера. – А. М.), как создать коалицию СССР с демократическими нациями, способную запугать Гитлера… Он не будет в состоянии броситься одновременно против всех государств мира. Самое большее – на каждое по очереди.

Р. – Не приходит ли вам в голову более простое решение… я бы сказал, контрреволюционное?.. Сократите фразу наполовину… и повторите “избежать войны”. Разве это не абсолютно контрреволюционная вещь? Каждый искренний коммунист, подражающий своему идолу Ленину и самым великим революционным стратегам, всегда должен жаждать войны. Ничто так не приближает торжества революции, как война![28] Это марксистско-ленинская догма, которую мы должны исповедовать».

Краткий комментарий. Вообще этот фрагмент сам по себе уникальный, можно даже сказать, феноменально уникальный. Ведь Раковский однозначно признал факт наличия механизма перманентной перекройки мира – с помощью механизма тандема войны и «социальной революции». Проще говоря, механизм Перманентной мировой войны в тандеме с механизмом перманентной мировой (социальной) революции. Да, действительно, марксистско-ленинская догма предусматривала это. Выше уже подробно было проанализировано это обстоятельство. Но этого не предусматривал Сталин. Именно из-за этого на протяжении всего допроса Раковский непрерывно, порой даже переходя рамки дозволенного для подследственного, критиковал (в том числе и злобно) Сталина за то, что он подчинил революцию государству, а не государство революции. А ведь Раковский и его соратники-бандиты именно последнее считали правильным. Причем, и на это следует обратить особое внимание, говоря о том, что Сталин «подчинил революцию государству, а не государство революции», Раковский имел в виду не только и даже не столько внутреннюю революцию, то есть ту, что произошла в 1917 г. в России, но прежде всего их чертову «мировую революцию». Именно поэтому он и называл Сталина «душегубом революции». Слава Богу, что он был именно таким «душегубом», ибо вовсе не стремился к тому, чтобы насильственно насаждать коммунизм на планете. Тем более не стремился приближать торжество революции с помощью войны. В этом смысле чрезвычайно характерна оценка западниками истинных намерений Сталина. Анализируя происшедшие события в своем меморандуме от 2 сентября 1939 г., то есть после подписания советско-германского договора о ненападении и тем более нападения Германии на Польшу, помощник заведующего Европейским отделом Госдепартамента США Л. Гендерсон высказал мнение, что Сталин, как и говорил Троцкий,

«дезертирует из мирового революционного движения»[29]. Сие признание ценно именно тем, что оно четко фиксирует отсутствие у Сталина намерения провоцировать мировую войну ради торжества революции, тем более мировой революции, в чем его по сию же пору нещадно обвиняют! Ведь сутью политики Сталина была Безопасность, как основополагающая базовая ценность станового хребта СССР-России. Выше на конкретных примерах уже показывалось, что к середине 30-х гг. прошлого столетия даже западные дипломаты обратили внимание на то, что Коминтерн едва на ладан дышит и что насаждение коммунизма не является для высшего советского руководства первостепенной задачей. Более того. Зафиксированный западными дипломатами этот факт был проиллюстрирован подтверждением со стороны беглых предателей из советской разведки. Они также обвиняли Сталина, что под его воздействием прекратилось доверие коммунистам-интернационалистам, что для него перестало что-либо значить революционное движение в Европе, что именно поэтому он стал постепенно заменять оперативный состав органов госбезопасности, особенно разведки (а также военной) на русских по национальности сотрудников. Проще говоря, и предатели тоже подтвердили, что уже в середине 30-х гг. ХХ века у Сталина не было никакого намерения насаждать коммунизм в других странах, тем более с помощью мировой войны в тандеме с «революцией». Собственно говоря, именно поэтому-то Раковский, как бы бравируя, постоянно прямо или косвенно кидал в адрес Сталина обвинения в контрреволюционности. Потому как Сталин действительно не стремился к войне. Все его помыслы и действия были направлены на обеспечение безопасности СССР, а не на развязывание, тем более инициативное, войны, в том числе и мировой. Тем не менее Раковский умудрился-таки обвинить Сталина в том, что, видите ли, во избежание войны против СССР, он, оказывается, спровоцировал войну в Испании с тем, чтобы капиталистические государства воевали между собой!? О том, что это была наглая ложь, – современному читателю, очевидно, нет необходимости доказывать. Если, конечно, они вменяемы. Не Сталин развязал там гражданскую войну, а западные страны: демократии – косвенным вмешательством (подстрекательством) и одновременно невмешательством, Гитлер и Муссолини – прямой поддержкой антигосударственного мятежа Франко, а затем и прямым использованием своих вооруженных сил в гражданской войне на стороне Франко. Их задача как раз и состояла в том, чтобы втянуть в эту войну СССР и далее перекинуть пламя войны непосредственно на Советский Союз, в чем им особенно помогали вдохновлявшиеся проклятым «бесом мировой революции» троцкисты. Слава Богу, что Сталину тогда удалось найти именно ту форму помощи республиканцам – направление формально добровольцев и поставки оружия на сугубо коммерческой основе (за золото), – которая исключила в то время угрозу прямого втягивания СССР как государства в эту войну. Тем не менее, руководствуясь своим ложным посылом, Раковский сделал следующий вывод: «…Если Сталин считал, что он способен сам создать повод, достаточный для того, чтобы спровоцировать войну, в которой капиталистическим государствам пришлось бы воевать между собой, то почему он не должен допустить, по крайней мере, хотя бы теоретически, что и другие смогут достичь того же, что для него самого не казалось невозможным?» И далее, отталкиваясь от этой отягощенной откровенной ложью посылки, Раковский перешел к более глобальным рассуждениям.