Турецкий транзит - Владимир Гриньков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– У этих сандалий деревянная подошва, – сообщил Хеджи. – Поскольку пол в главном зале, куда мы сейчас пойдем, горячий.
В сопровождении банщика Хеджи, а с ним и съемочная группа переместились в главный зал, имеющий круглую форму. В центре зала было мраморное возвышение, похожее на огромную светло-серую таблетку. В стене цилиндрической формы, охватывающей зал, были сделаны ниши с мраморными раковинами и кранами горячей и холодной воды. Сверху зал перекрывался куполом с многочисленными застекленными отверстиями, через которые и проникал рассеянный солнечный свет, и от недостатка света и взвеси пара в воздухе все виделось будто в негустом тумане, что создавало иллюзию нереальности предметов, людей и всего здесь происходящего.
Банщик молча уложил Хеджи на мраморное возвышение, окатил водой, после чего стал делать массаж.
– Можно, я не буду пока комментировать? – сказал Хеджи в объектив, морщась и крякая под цепкими безжалостными руками банщика. – Не до этого сейчас!
Банщик терзал его тело, периодически переворачивая со спины на живот и обратно. Наконец распрямился и жестом пригласил клиента проследовать в одну из ниш в стене. Там он усадил Хеджи рядом с мраморной раковиной, натянул на свою ладонь рукавицу.
– То, что со мной происходило вон там, – сказал в объектив Хеджи и показал на мраморное возвышение в центре зала, – это только часть обязательной процедуры. Сейчас меня будут растирать рукавицей. Это такой вид массажа, который по-английски называется пиллинг, а после будет еще один массаж, пенный. Все дело в том, что мы заказали полный комплекс банных услуг, он самый дорогой и обойдется посетителю бани долларов в тридцать. Конечно, здесь можно обойтись и суммой вдвое-втрое меньшей, но мыться в таком случае придется самостоятельно, и уж тем более не ждите, что кто-то будет делать вам массаж. Давай, дорогой, – обратился Хеджи к терпеливо дожидающемуся окончания его тирады банщику, – я хочу получить удовольствие за свои деньги.
Докрасна растерев рукавицей всего Хеджи, исключая разве что голову, банщик окатил его теплой водой, а после растер еще и ладонью; при этом образовались катышки грязно-серого цвета, будто тело Хеджи не знало мыла месяц или два. Эти катышки банщик торжествующе продемонстрировал Хеджи, и тот вдруг рассмеялся.
– Это такой трюк местных банщиков, – сказал Хеджи сквозь смех. – Когда я готовился к поездке в Турцию, среди прочего я прочитал книгу французского писателя Теофила Готье «Константинополь». Готье путешествовал по Турции летом 1852 года, и наряду с другими впечатлениями он в своей книге написал о посещении турецких бань. Так вот об этом в книге тоже есть: банщик тогда показал французу образовавшиеся катышки, и вид при этом он имел удовлетворенный, будто ему пришлось столкнуться с порядочным грязнулей, в чем он иностранца и уличил. Совсем как сейчас. Сто пятьдесят лет прошло, а нравы у здешних банщиков прежние. Вот что значит традиция!
Банщик, кажется, ничего из его слов не понял, но вид тем не менее обрел еще более деловито-важный. Он помыл Хеджи, включая и голову, и при этом продолжал массировать его тело, а потом уложил ничком на мраморный пол, взбил пену и теперь уже сделал пенный массаж. Смыл пену.
– Вот и все! – сказал Хеджи усталым голосом хорошо потрудившегося человека. – Вся процедура заняла чуть больше тридцати минут, то есть клиент платит за такое счастье из расчета один доллар за минуту. Счастье стоит таких денег, поверьте мне!
Он поднялся с мраморного пола и побрел к выходу из зала.
– Какие ощущения? – сказал он в объектив. – Как будто целый день вкалывал в каменоломне, честное слово. Теперь хочется одного: дойти до раздевалки, упасть и не вставать долго-долго. Вы уже поняли, для чего там стоит кушетка?
Он вышел в зал, где были кабинки для переодевания, и тут работник бани поднес ему пузатый стаканчик горячего чая. С этим чаем Хеджи проследовал в свою кабинку, лег на кушетку. Камера неотступно следовала за ним.
– Сейчас я вам скажу, что дальше будет, – пообещал Хеджи. – Поскольку я в турецкой бане не впервые – рассказываю. Я буду лежать здесь долго. Тело постепенно будет отходить после массажа. И такая наступит расслабленность и такой будет кайф, как будто я разом лет пятнадцать скинул. Появится легкость такая, какую ни водка, ни травка не могут подарить. И вдруг понимаешь, что счастье в жизни есть.
Он вещал, расслабленно развалившись на кушетке, и казалось, что вот-вот уснет.
– Хеджи! Еще подводка! – забеспокоился режиссер.
– Какая еще подводка, – пробормотал Хеджи, у которого уже слипались веки.
– К сюжету о дворце Топкапы.
– К черту все! – бормотал Хеджи.
Режиссер встряхнул его.
– Звери! – оценил Хеджи.
– Мы не на отдыхе, у нас работа, – парировал режиссер.
– Мне здесь душно! – капризничал Хеджи. – Выйдите все, вас слишком много!
– Я с тебя, звездун, не слезу, пока ты мне подводку не отбарабанишь! – объявил безжалостный режиссер.
– Ну хорошо, – сдался Хеджи.
Стал произносить заунывным голосом:
– То, что вы видели сейчас, во все времена было доступно только подданным султана, а сам султан, живущий во дворце Топкапы…
– Нет, не годится! – запротестовал режиссер. – Ты спишь, что ли?
– Тут жарко, – пожаловался Хеджи.
– Дайте веер! Или кусок картона! – крикнул режиссер. – Или журнал!
Нашлась газета. Кто-то из съемочной группы принялся махать ею перед лицом Хеджи. Хеджи прикрыл глаза, блаженствуя, и было заметно, как он постепенно возвращается к жизни.
– Нормально? – спросил режиссер.
– Угу, – ответил Хеджи и открыл глаза.
Газета поднималась и опускалась перед его лицом. Он впился в нее взглядом, и глаза его округлились. Вдруг выхватил газету из чужих рук, развернул.
– Что случилось? – вздохнул режиссер.
Там была фотография молодой девушки. И текст на турецком языке. Девушка была красивая. Но глаза у нее на фотографии были закрыты, так что можно было подумать, что девушка эта мертва.
– Что здесь написано?! – взвыл Хеджи. – Пусть переведут! Где наш переводчик?!
Привели переводчика. Пока тот читал, режиссер спросил у Хеджи:
– Чего ты взбеленился? Что случилось?
Хеджи отмахнулся от него. Ждал, пока ему переведут. Переводчик сказал:
– Туристка. Нашли без сознания в Кайе. Нет документов. Считают, что она, возможно, русская. Пока без сознания. Никто не знает, как ее зовут…
– Ее зовут Полина! – крикнул Хеджи. – Полина Звонарева!
* * *
Хеджи и режиссер сидели в кафе на улице Истикляль. Через огромное стекло было видно, как по одноколейному пути мимо кафе проехал старомодный трамвай, битком набитый туристами. Хеджи проводил трамвай мрачным взглядом.