Россия. Век XX. 1901–1964. Опыт беспристрастного исследования - Вадим Валерианович Кожинов

военную службу совершенно вопреки их воле. Однако едва ли соответствующие германские инстанции шли бы на столь очевидный риск, внедряя в войска огромное количество (полмиллиона – это ведь только попавшие в плен!) заведомо враждебно настроенных военнослужащих. И пока эта многонациональная армия одерживала победы на русском фронте, Европа была, в общем и целом, на ее стороне…

Начальник генерального штаба сухопутных войск Германии Франц Галь-дер записал сказанные 30 июня 1941 года слова Гитлера, констатирующие положение вещей: «Европейское единство в результате совместной войны против России» (выделено мною). И это была вполне верная оценка положения. Геополитические цели войны 1941–1945 годов фактически осуществляли не 70 млн немцев, а более 300 млн европейцев, объединенных на различных основаниях – от вынужденного подчинения до желанного содружества – но так или иначе действовавших в одном направлении.

Разумеется, основу армии, вторгшейся 22 июня 1941 года в СССР-Россию, составляли германские солдаты, которые с собственно профессиональной точки зрения являлись «лучшими» в мире. Но никак нельзя не учитывать, что только благодаря опоре на всю континентальную Европу стала возможной мобилизация почти четверти всех немцев. У нас было призвано за время войны 17 процентов населения (к тому же далеко не все из них побывали на фронте) – то есть один из шести человек, ибо иначе в тылу не осталось бы необходимых для работы военной промышленности квалифицированных мужчин (мужчины в возрасте от 18 до 50 лет – это примерно четверть всего населения)[589].

Словом, силу – и с «количественной» и с «качественной» точек зрения – армии, вторгшейся в 1941-м в СССР-Россию, обеспечивали десятки миллионов высококвалифицированных работников всей Европы. И, не учитывая и не осмысляя эту сторону дела, нельзя понять истинную суть войны 1941–1945 годов. В частности, на территории самой Германии потрудились в общей сложности более 10 миллионов (!) квалифицированных рабочих из различных европейских стран[590]. И без этого нельзя понять ни мощь германского нападения, ни глубокий объективно-исторический смысл этого нападения (пусть большинство людей находившейся под главенством Германии Европы о нем и не задумывались).

После журнальной публикации первоначального варианта этой части моей книги я получил весьма интересное письмо от проживающего ныне в городке Аксай Ростовской области Бориса Михайловича Лукашева, который так объяснил неизбежность первоначальных поражений наших войск:

«Немецкий солдат – это в основном промышленный рабочий одной из самых образованных наций мира. Технарь. Наш красноармеец – колхозник, хорошо владеющий косой, вилами и т. д. Война же была “войной моторов”… Я не видел ни одного подразделения у немцев (они заняли деревню, где я жил, 13 октября 1941 года), идущего пешком; мотоциклы, грузовики, гусеничные вездеходы… Кстати, на грузовиках всей Европы – французских, чешских и т. д. То есть армия немцев была более маневренной, а это давало огромные преимущества: можно выбирать место и время очередного удара без риска, что противник – то есть мы – успеет все сделать для отражения удара. В ходе войны эти преимущества начали постепенно сходить на нет». Но «при любом “раскладе” мы были обречены на первоначальные неудачи: против всей Европы трудновато устоять…».

Б. М. Лукашев в своем письме не раз скромно говорит о себе как «простом человеке», но, право же, его понимание существа дела посрамляет тех многочисленных публицистов и даже вроде бы профессиональных историков, которые сводят причины наших тяжких поражений в 1941–1942 годах к так называемым субъективным факторам – ложной общей и военной политике; всякого рода извращениям, ошибкам и просчетам.

Стоило бы авторам этих сочинений внимательно прочитать написанные 160 лет назад, в 1839 году, стихи героя 1812 года (когда на Россию также обрушилась мощь всей Европы) Федора Глинки о Смоленской битве 4–6 августа:

…Достоин

Похвал и песен этот бой:

Мы заслоняли тут собой

Порог Москвы – в Россию двери:

Тут русские дрались как звери,

Как ангелы!..

Внимая звону

Душе родных колоколов,

В пожаре тающих, мы прямо

В огонь метались и упрямо

Стояли под дождем гранат…

Дома и храмы догорали,

Калились камни… И трещали

Порою волосы у нас

От зноя!.. Но сломил он нас:

Он был сильней!..[591] Смоленск курился,

Мы дали тыл. Ток слез из глаз

На пепел родины скатился…

Далее – о Бородине:

Кто вам опишет эту сечу,

Тот гром орудий, стон долин?

Со всей Европой эту встречу

Мог русский выдержать один!

И он не отстоял отчизны,

Но поле битвы отстоял,

И, весь в крови, – без укоризны —

К Москве священной отступал!..

И наконец:

О, как душа заговорила!

Народность наша поднялась:

И страшная России сила

Проснулась, взвихрилась, взвилась…

И вновь раздвинулась Россия!

Пред ней неслись разгром и плен

И Дона полчища лихие…

И галл[592] и двадесять племен,

От взорванных кремлевских стен

Отхлынув бурною рекою,

Помчались по своим следам!..

Клевал им очи русский вран

На берегах Москвы и Нары;

И русский волк и русский пес

Остатки плоти их разнес…

В стихах этого высоко ценимого самим Тютчевым поэта воплотилось более верное понимание существа дела, нежели у многих нынешних историков… Ведь и в 1941-м, как и в 1812-м, война шла с «двадесятью племенами», со «всей Европой», и враг был заведомо сильней, его первоначальные победы было невозможно предотвратить – до тех пор, пока «страшная России сила» не «взвилась», пока Россия не «раздвинулась» во всю свою широту и глубину.

Об истинной сущности войны 1941–1945 годов сказано в созданной в 1972–1973 годах поэме «Дом» одного из наиболее значительных поэтов нашего века – Юрия Кузнецова:

Европа! Старое окно

Отворено на запад.

Я пил, как Петр, твое вино —

Почти античный запах.

Твое парение и вес,

Порывы и притворства,

Английский счет, французский блеск,

Немецкое упорство.

И что же век тебе принес?

Безумие и опыт.

Быть иль не быть – таков вопрос,

Он твой всегда, Европа.

Я слышу шум твоих шагов.

Вдали, вдали, вдали

Мерцают язычки штыков.

В пыли, в пыли, в пыли

Ряды шагающих солдат,

Шагающих в упор,

Которым не прийти назад,

И кончен разговор…

(стоит